Сайт пограничников в запасе и в отставке

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Сайт пограничников в запасе и в отставке » Мемуары » Н.Н. Штаченко Учеба в Высшем пограничном командном училище


Н.Н. Штаченко Учеба в Высшем пограничном командном училище

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Учеба в Высшем пограничном командном училище

http://s7.uploads.ru/t/PSn4W.jpg

Штаченко Николай Николаевич. Полковник. После выпуска из училища служил на пограничной заставе, затем заместителем и начальником отрядной ШCC. В 1978 г. окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе. С 1978 г. по 1993 г. – ВПКУ (г. Алма-Ата): преподаватель тактики, ст.преподаватель - тактический руководитель кафедры общевойсковых дисциплин, ст.преподаватель истории военного искусства. С 1993 г. по 2009 г. – Академия ПВ Украины – ст.преподаватель - тактический руководитель кафедры тактики и оперативного искусства ПВ, зам.нач.кафедры тактики пограничной службы. Присвоено почетное звание «Заслуженный учитель Украины».

Четыре года учебы (с 1967 по 1971 год) в Алма-атинском Высшем пограничном командном училище – это самые лучшие годы моей юности. Это годы учебы, морально-психологической закалки, возмужания, приобретения знаний и опыта и формирование новой личности – личности офицера-пограничника. В пограничном училище мы научились переносить все тяготы и лишения, встречающиеся при несении пограничной службы.
До поступления в пограничное училище я, Штаченко Николай Николаевич, с 5-го июля 1966 года проходил срочную службу в Пограничных войсках СССР, в Таджикистане. И начинал ее с прохождения трехмесячного учебного пункта в Пянджском пограничном отряде. После окончания учебного пункта, – служба на пограничной заставе им. Самохвалова. Я пожелал стать инструктором службы собак, и меня направили на учебу в Меж отрядную школу сержантского состава инструкторов службы собак, которая дислоцировалась в г. Душанбе.
Учебный процесс в МОШСС начался 15 декабря 1966 года.
В середине февраля 1967 года, на разводе, заместитель начальника МОШСС по политической части, майор Соколов, сделал объявление о том, что будет проводиться набор абитуриентов из числа гражданской молодежи и солдат-пограничников, имеющих среднее образование, для поступления в высшие пограничные командные училища – Алма-атинское и Московское.
После этого объявления меня начал агитировать поступать в пограничное училище мой командир отделения, сержант Егоров, – и я согласился ехать поступать и учиться в ВПКУ.
Таких, как я, в МОШСС оказалось шесть человек, которые так же изъявили желание ехать учиться в военные училища.
В первую очередь нас направили в военный госпиталь для прохождения медицинской комиссии. Пройдя медкомиссию, мы начали собирать и сдавать в отделение строевое и кадров штаба МОШСС необходимые документы. Из дому мне родители прислали аттестат о среднем образовании. Я хотел ехать поступать в Московское Высшее пограничное командное училище, но начальник отделения строевого и кадров – капитан Григорьев – расхваливал Алма-атинское Высшее пограничное командное училище, говоря, что оно, – лучшее в СССР и, тем самым, меня переубедил.
Комсомольскую характеристику для поступления в пограничное училище мне утвердили на комсомольском собрании первичной комсомольской организации учебной заставы.
Учеба в МОШСС мною была не завершена так как к 25 июня 1967 года всех кандидатов для поступления в пограничные училища, из всех воинских частей Среднеазиатского пограничного округа, собрали в г. Душанбе при роте связи, которая располагалась отдельным военным городком. Кандидатов набралось человек девяносто. Начальником сборов был назначен майор Кучин, занимавший должность заместителя начальника ОВО (оперативно-войсковой отдел) войск душанбинского направления. На подготовительных сборах с нами, в течение месяца, проводили занятия по физике, математике и русской литературе. Командование сборов нанимало гражданских преподавателей, которые проводили занятия в соответствии с программой вступительных экзаменов в пограничные училища.
В конце июля 1967 года подготовительные сборы закончились, и все кандидаты разъехались по своим училищам, куда намеревались поступить.
Я приехал поступать в Алма-атинское Высшее пограничное командное училище КГБ при Совете Министров СССР.
Вот так оно выглядело в 1967 году: слева мы видим один из учебных корпусов; справа – казарма 3-го дивизиона.

http://sg.uploads.ru/t/zVsKd.jpg

К 30 июля 1967 года все абитуриенты из числа гражданской молодежи и кандидаты для поступления из Пограничных войск, и несколько человек из Советской Армии, прибыли поступать в Алма-атинское Высшее пограничное командное училище. Из пограничных округов солдат прибыло, в общей сложности, около 65 человек, гражданской молодежи – около 350 человек. Из этой массы сформировали 10 или 12 учебных групп; военнослужащих равномерно распределили по группам, назначив их заместителями командиров учебных групп и командирами отделений. Меня назначили командиром отделения. Все абитуриенты были обеспечены 3-х разовым питанием в курсантской столовой и переведены на казарменное положение. Абитуриенты из числа гражданской молодежи были самых разных возрастов: много было с 1950 года рождения (сразу после окончания 10-ти классов), 1949-го и 1948-го годов рождения. Абитуриенты-пограничники, которые проходили срочную службу, были, в основном, с 1947-го и 1946-го годов рождения, и один даже был с 1945-го года рождения. Вообще-то, по правилам приема, принималась молодежь в возрасте до 23-х лет включительно.
И началась подготовка к сдачи вступительных экзаменов. Абитуриенты из числа военнослужащих поступали вне конкурса – достаточно было сдать все экзамены на «удовлетворительно» и поступление в училище было гарантировано.
Вступительных экзаменов было три и одно собеседование по иностранному языку. На подготовку к каждому вступительному экзамену выделялось по три дня. Первый вступительный экзамен по математике был письменный, который, как мне помнится, проводился 4-го августа 1967 года. Времени на написание выделялось 4 часа. На второй день нам объявили оценки. Я получил оценку «хорошо».
Ребята из числа гражданской молодежи, получившие на экзаменах оценку «неудовлетворительно», – на второй день их рассчитывали и они уезжали домой; к сдаче следующего экзамена они не допускались. Абитуриентов из числа военнослужащих, после получения неудовлетворительной оценки по математике, допускали к сдаче следующего экзамена, – их держали до окончания всех вступительных экзаменов, а затем отправляли в войска.
Вступительные экзамены по физике и русской литературе я так же сдал на «хорошо»; оставалось пройти собеседование по знанию немецкого языка. Ребята между собой говорили, что если кто покажет низкие знания, то будет зачислен в начинающую группу по изучению иностранного языка. Я этого и хотел добиться. Поэтому на собеседовании не напрягался и показал низкие знания.
После вступительных экзаменов, 25 августа, проводилась мандатная комиссия по зачислению абитуриентов в училище. Возглавлял мандатную комиссию начальник пограничного училища генерал-майор Курский. На этой комиссии всем объявили, кто зачислялся в пограничное училище. 30 августа 1967 года нам зачитали приказ начальника Высшего пограничного командного училища о зачислении нас курсантами на 1-й курс обучения. В этот же день всех зачисленных переодели в курсантскую форму одежды.
Была у курсантов повседневная и парадная формы. В парадной – были на парадах, ходили в городской отпуск, ездили в отпуск домой летом и на каникулы зимой. Китель был защитного цвета, брюки-галифе – синего, и обутые курсанты были в хромовые сапоги. Таким образом, с 1-го сентября 1967 года я стал курсантом 1-го курса.
Из всех приехавших военнослужащих с Среднеазиатского пограничного округа, поступило в училище только 8 человек, в том числе и я.
1-го сентября 1967 года начался учебный процесс в пограничном училище. В этот день проводился обще училищный развод на занятия. На разводе начальник пограничного училища, начальники кафедр и преподаватели-ветераны поздравили нас, первокурсников, с поступлением в училище и пожелали успешно усваивать программу обучения с тем, чтобы  стать высококвалифицированными офицерами-пограничниками.
Что было характерным для нашего пограничного училища во взаимоотношениях курсантов различных курсов? Командование пограничного училища с самого начала предупредило всех курсантов о том, что курсанты 1-го, 2-го и 3-го курсов должны при встрече с курсантами 4-го курса отдавать им воинскую честь. Некоторые курсанты младших курсов отнеслись к этому несерьезно. Однажды наблюдал такую картину: идут навстречу друг другу два курсанта, один – 4-го курса, другой – 2-го, и курсант 2-го курса, проходя мимо, не пытался отдать воинскую честь. Тут же курсант 4-го курса остановил этого курсанта и потребовал вернуться на 20 шагов, и назад и пройти мимо с отданием воинской чести. Курсант 2-го курса вынужден был подчиниться. 
Традиционно в нашем пограничном училище курсантские курсы (1-й, 2-й, 3-й и 4-й) почему-то называли дивизионами (1-й, 2-й, 3-й, 4-й), хотя так называются артиллерийские подразделения, а начальников курсов – командирами дивизионов. Так как в том году выпустились с училища курсанты 2-го дивизиона (4-й курс), то из нас, первокурсников, был сформирован 2-й дивизион в составе 8-ми учебных групп. Было принято 250 курсантов, из них закончили училище только 173 человека.
На фото казарма нашего 2-го учебного дивизиона, дорожка ведет прямо к входу в наш дивизион. Каждый день перед глазами открывался прекрасный взор: снежные вершины, как зимой, так и летом.

http://sg.uploads.ru/t/mlyjB.jpg

Я был включен в 7-ю учебную группу и назначен командиром 3-го отделения курсантов. Поначалу в группе было 32 курсанта. Но потом, в ходе обучения, из года в год, группа по количеству уменьшалась.
Наша, 7-я, учебная группа для изучения иностранного языка делилась на две подгруппы: на английскую и немецкую. Но при формировании подгрупп, меня включили в английскую подгруппу. На мой удивленный вопрос ответили: «А тебе какая разница? Все равно ты не знаешь немецкого языка». Вот так мне пришлось с азов изучать английский язык. А в подгруппе оказались все те, кто в школе изучали английский язык.
Ну и что же? За три месяца, при усиленной учебе, я сравнялся с остальными курсантами подгруппы и, наравне с ними, усваивал программу обучения – получал хорошие и отличные оценки. В конце 3-го курса мы сдавали курсовой экзамен по иностранному языку, я получил хорошую оценку, – и распрощались мы тогда с иностранным языком.

2

Распорядок дня в пограничном училище для курсантов был такой.
Подъем в 07.00; физзарядка – 30 мин. Дальше – умывание, заправка коек и начинался утренний осмотр. На утреннем осмотре курсовой офицер (или заместитель командира учебной группы) проверял внешний вид: состояние прически, бритье, чтобы были подшиты белые подворотнички, наличие расчески, носового платочка, начищены ли сапоги, поглажено ли обмундирование. У кого были выявлены недостатки, то давалось минимум времени на их устранение. После утреннего осмотра, а это примерно 08.20, строем нас вели командиры в курсантскую столовую. За минут 20 завтракали и в 08.45 – развод на занятия. Опять построение, проверка состояния командирских сумок: наличие тетрадей, учебников, авторучек, командирских линеек, цветных карандашей, терок (резинок), компасов, курвиметров и т.д. Ровно в 09.00 – начало занятий, по 6 часов каждый день, в том числе и в субботу. Конец занятий – в 14.10 или 14.20. Обед с 14.30 до 15.00. После обеда – 30 мин свободного времени. С 15.30 до 16.00 – чистка оружия. И с 16.10 до 19.00 – самостоятельная подготовка к занятиям на следующий день. С 19.10 до 20.10 (1 час) – спортивно-массовая или политико-воспитательная работа. Последние два мероприятия чередовались через день. Ужин начинался в 20.30.
С 21.00 до 22.30 – свободное время. Тут каждый занимался своим делом: кто письма писал, кто читал художественную книгу, кто приводил свою форму в порядок и т.д.
В 22.30 начиналась вечеряя прогулка перед сном. Строем ходили по территории и пели строевые песни.
В 22.50 начиналась вечерняя поверка: в группах осуществлялась фамильная перекличка, проверка наличия курсантов, все ли на месте, не убежал ли кто в самоволку. И ровно в 23.00 – отбой. Сон был до 07.00 – всего 8 часов, вполне достаточно.
Курсантское питание.
Курсанты были обеспечены трех разовым горячим питанием в соответствии с раскладкой продуктов на неделю. За каждым дивизионом (курсом) в столовой закреплялась определенная часть зала и одна официантка, которая с рабочими по столовой, из числа солдат, накрывала столы для курсантов. После приема пищи они же и убирали столы. В отличие от солдатских столов (там посуда была алюминиевая) в курсантской столовой использовалась фарфоровая посуда: тарелки и чашки.
На завтрак всегда подавалось второе блюдо. К установленному распорядком дня часу официантки накрывали столы. За каждой учебной группой были закреплены свои столы. За стол садилось по четыре курсанта. Кроме второго блюда, которое подавалось в тарелках, на столе в отдельной тарелке лежало по четыре варенных яйца, по одному на каждого курсанта; в блюдце было масло на четверых, а также сахар в сахарнице, то же на четверых, и хлеб. Я любил, когда утром на завтрак подавали плов, наедался и сытно себя чувствовал, – легко было терпеть до обеда. Еще я любил, когда на завтрак подавалась гречневая каша с мясом. Подавали на завтрак и молочную кашу с вермишелью или с рисом, и манную кашу. Масло намазывалось на кусок хлеба, этот кусок хлеба ели и запивали чаем. Чай подавался на столы в железных чайниках.
На обед подавалось три блюда. На первое подавали – на каждый стол – борщ в кастрюлях или какой-то суп на четверых; на второе – разные блюда; в течение недели подавали и гречневую кашу с мясом, и перловую кашу, и овсяную кашу, и плов и т.д., на третье блюдо – компот, кофе или какао.
На ужин подавалось второе блюдо, масло на четверых, хлеб и чай. На второе блюдо подавала какую-то кашу с мясом, часто – картофельное пюре с селедкой или с жареной рыбой. Картошку чистили солдаты и делали много отходов, поэтому картофельное пюре из-за малого количества картофеля получалось жидкое и мало его было в тарелке. Кусочек селедки или кусочек жареного хека мало придавали насыщения. После такого ужина до отбоя (до 23.00) приходилось проголодаться. У кого были деньги, те ребята, в буфете, дополнительно что-то покупали: печенье, банку сгущенки и другое, чтобы насытить свой желудок.
Хорошо было, когда наступали праздники. В эти дни много ребят шло в увольнения, а в столовой готовилась вкусная еда, во вторые блюда дополнительно додавалась колбаса – типа мясной сардельки длиной сантиметров по 10-15. За столами оставалось по два человека и съедали все вкусное, что подавали на четверых.
А теперь об изучаемых дисциплинах.
В нашем Алма-атинском Высшем пограничном командном училище был физико-математический профиль. Нам командиры говорили, что такой диплом, возможно, пригодится для будущей гражданской жизни. Четыре года мы изучали высшую математику, после окончания каждого курса проводился по ней курсовой экзамен, она выносилась даже на государственный экзамен.
Общая физика изучалась первые три года; каждый год в конце курса обучения проводился зачет или курсовой экзамен, последний, итоговый, экзамен был в конце 3-го курса, я сдал его на "отлично".
Химию в пограничном училище мы то же изучали, она нам преподавалась один год – на 1-м курсе.
Конечно, важным предметом в пограничном училище была история КПСС. Ее мы изучали 2 года (на 1-м и 2-м курсах), итоговый экзамен я сдал на «хорошо».
Еще, с гуманитарных дисциплин, в пограничном училище изучались: на 2-м курсе – марксистско-ленинская философия, военная педагогика и военная психология, этика и эстетика; на 3-м курсе – политическая экономия и партийно-политическая работа, на 4-м курсе – научный коммунизм, – так распределялись общественные науки в процессе учебы.
Физическая подготовка, как учебная дисциплина, тоже включалась в плановые занятия, проводились занятия все четыре года и был даже по ней государственный экзамен – кросс 3 км и гимнастика. Кроме того, все 4 года изучались военные и специальные дисциплины, такие как: служба и тактика пограничных войск, специальная дисциплина, войсковое хозяйство, тактическая подготовка, ОМП и защита от него, военно-инженерная подготовка, военно-техническая подготовка, военная топография, артиллерия, военная история, автомобильная подготовка, конная подготовка, огневая подготовка.
По социально-экономическим, гуманитарным и военным дисциплинам проводились сначала лекции, потом групповые или семинарские занятия; по военным и профессиональным дисциплинам, кроме того, проводились практические занятия как в специализированых классах, так и в полевых условиях; проводились ролевые игры, и практические занятия по методике обучения. В конце каждого учебного года с курсантами 3-го и 4-го курсов проводились двусторонние тактические учения
Досуг курсантов в училище.
Каждую субботу и воскресенье, по вечерам, в клубе училища нам показывали художественные кинофильмы. Иногда, по воскресеньям, приглашались артисты, которые рассказывали о своем творчестве и давали концерты. Выступали перед нами и художники, и писатели. Наш учебный дивизион имел своих шефов – педагогический институт, и учебные группы взаимодействовали. Учебные группы нашего дивизиона периодически выезжали в педагогический институт – там много училось девушек – на вечера отдыха. Там организовывались танцы, наши курсанты знакомились со студентками. Затем были ответные приглашения, и девушки – студентки шефских групп приглашались к нам в училище на наши вечера отдыха.
Для досуга курсантов, по субботам, организовывались и проводились вечера отдыха в большом зале клуба училища. На эти вечера так же приглашались знакомые девушки с города, которых пропускали по пригласительным билетам. Если организовывали вечер отдыха старшие курсы (3-й, 4-й курсы), то туда курсантов 1-го и 2-го курсов они не пускали. На вечерах отдыха играли свои самодеятельные музыканты, были и свои певцы. В основном были танцы.
На вечерах отдыха отдельными группками стояли девушки – дочери офицеров, их сразу было заметно. У них такой был недоступный, горделивый вид, что и приглашать на танец такую девушку простой курсант не решался. К ним было не подступиться, – не с каждым курсантом она еще и пойдет танцевать. Обычно возле них крутились курсанты – сыновья офицеров, которые среди массы остальных курсантов выделялись: вели себя высокомерно, заносчиво, показывали себя всезнающими.
Не любил я дамские танго, исполняемое на вечерах отдыха. Потому что часто меня приглашали такие девицы, которые мне не нравились своей внешностью и, единственный способ освободиться от них, – это уйти с зала и в этот вечер больше не появляться.
Отпускали курсантов в увольнения с выходом в город – по субботам и воскресеньям. Зимой в городе делать было нечего, а летом, – там красивые парки отдыха, особенно парк им. Горького. Но маловато было времени в городском отпуске. Так как в субботу отпускали с 18.00 до 23.00, а в воскресенье – с 15.00 до 23.00. Пока доедешь до парка, – а это целый час времени, да на возвращение еще час, – тут и от увольнения уже ничего не оставалось. Вот и маловато. На 3-м курсе я ходил в увольнения всего лишь 2 раза: один раз – осенью, а второй раз – весной. Поэтому и запомнил счет.
В часы спортивно-массовой работы курсанты (после самостоятельной подготовки), кто усиленно занимался спортом, – шли заниматься в спортивные секции в спортзал или в плавательный бассейн, а остальные, – организованно, под руководством курсовых офицеров, в зависимости от графика, – шли на гимнастический городок или на стадион и занимались гимнастикой или отрабатывали беговые упражнения.
Кроссовая подготовка, плавание и гимнастика, а зимой, –лыжная подготовка, – отрабатывались и в часы плановых занятий. Плановые занятия по всем дисциплинам проводились парами (по 90 мин).
Всякие соревнования проводились по воскресеньям и по праздничным дням. Самые трудные соревнования были – марш-броски на 6 км. Тут требовалась полная выкладка: автомат, противогаз, укомплектованный вещевой мешок. Марш-бросок – это такой вид передвижения, когда учебная группа совершает бег, потом переходит на шаг; опять бежит бегом и затем переходит на шаг. Но тут существуют нормативы на оценку, а то могли бы курсанты всю дистанцию пройти шагом и не вспотеть. Чтобы вложиться в норматив, тут приходилось больше бежать. И время для учебной группы засчитывалось по последнему курсанту, который финишировал. Поэтому разрешалась взаимопомощь. У более слабых курсантов более сильные забирали на себя вещ-мешки, даже автоматы, чтобы им легче было бежать.
В часы политико-воспитательной работы проводились комсомольские и партийные собрания, но они проводились раз в месяц. Так же в эти часы организовывались и проводились различные диспуты, викторины, ленинские чтения, приглашались и выступали перед курсантами ветераны Великой Отечественной войны, проводились подведения итогов учебы и дисциплины за месяц и за семестр.
Ходить в увольнения не всем разрешалось. К тому же для поддержания боеспособности учебных групп, разрешалось увольнение с каждой учебной группы не более 30% курсантов. Кто хотел идти в увольнение в субботу или в воскресенье, тот записывался, в пятницу вечером, в Книгу увольняемых. Командир дивизиона имел результаты учебы и дисциплины, проверял состояние учебы и дисциплины за неделю всех курсантов, записавшихся в увольнение. Курсантов, которые получили за неделю двойки и тройки, а также получивших дисциплинарные взыскания, он вычеркивал из книги. Значит, – они лишались увольнения. Сочувствовали мы женатым курсантам, которые были лишены увольнений. Женатые курсанты на курсе и в нашей группе начали появляться после 1-го курса, но их было немного, всего двое. После 2-го – прибавились еще. После 3-го – процентов 30 было женатых. Ну а на 4-м – осталось процентов 30 холостых товарищей. Женились кто-где. Некоторые, как и я, женились на алма-атинских девушках. Другие – женились на своих девушках по месту рождения и жительства родителей.
Женатым курсантам было учиться тяжело. У них мозги были заняты меньше учебой, а больше своей семьей. Я это видел. И мечтал искать себе спутницу жизни после выпуска. Но чуть-чуть поспешил. Женился за один месяц до выпуска, можно сказать, во время государственных экзаменов.
Переходя из курса на курс, мы мужали, набирались опыта и становились все серьезнее и серьезнее. Знали, что такое застава, государственная граница и как необходимо организовать службу по ее охране и обороне. Не только знали уставы, инструкции, наставления и положения, но и научились их практически использовать в службе и в повседневной деятельности пограничной заставы. С 3-го курса курсанты овладели методикой обучения солдат, сержантов и офицеров, владели принципами, формами и методами обучения. Короче, к выпуску стали, по содержанию, готовыми офицерами. Но до этого выпуска с пограничного училища, в качестве офицеров, еще было очень и очень далеко – предстояло четыре года напряженной учебы. Этот путь до конца не каждому удалось пройти.
Будни курсантской учебы.
Началась учеба на 1-м курсе. В нашей учебной группе, среди курсантов и сержантов, было 6 человек, которые до поступления в училище служили в Пограничных войсках. У нас, первокурсников, сознание было еще далекое до офицерского – ведь учиться было еще долго и формировались мы на 1-м курсе на уровне сержантов-командиров отделений. Командование дивизиона и курсовые офицеры обращались с первокурсниками очень лояльно, как со вчерашними школьниками. Возможно это и правильно, ведь резко давить на психику молодых ребят, – это никак не вкладывалось бы в теорию воспитания и дидактические принципы обучения, и многих курсантов, вчерашних школьников, это только бы оттолкнуло от пограничного училища.
Мы – первокурсники – постепенно, от месяца к месяцу, все сильнее и сильнее втягивались в учебу. Поначалу, отучившись на занятиях шесть часов и имея значительную физическую нагрузку, мы на самостоятельной подготовке буквально засыпали от усталости. Поэтому результаты учебы за первые два-три месяца были не высокие.
До конца первого семестра, по математике, мы повторяли элементарную математику. Я поначалу с трудом усваивал математические понятия на русском языке и буксовал. Поэтому, при сдаче зачета по математике за 1-й семестр, Алексей Константинович Колосов, наш преподаватель, мне говорил:
– Наверно вас, товарищ курсант, надо на каникулах оставить в училище, чтобы вы подучили элементарную математику.
– Алексей Константинович, поверьте мне, во 2-м семестре я буду усваивать математику только на «отлично», – ответил я ему.
На зачете за 1-й семестр по математике он мне поставил оценку «удовлетворительно». Начиная со 2-го семестра, я сдержал слово, – действительно высшую математику я усваивал на «хорошо» и «отлично».
Больше месяца наша учебная группа была без курсового офицера, то есть без командира учебной группы. Командир дивизиона говорил, что к нам едет курсовой офицер с Камчатки. Учебной группой, до его приезда, руководил заместитель командира учебной группы сержант Кощеев Леонид.
Вчерашним школьникам тяжело давалась воинская дисциплина и беспрекословное повиновение командирам-сержантам. Поэтому мы – командиры отделений – боролись с такими проявлениями, но со стороны подчиненных курсантов было много недовольства относительно нашей требовательности.
В первых числах октября 1967 года приехал наш курсовой офицер – лейтенант Толстухин Дмитрий Николаевич. Он прослужил 3 года на Камчатке, на морской границе, и перевелся в училище курсовым офицером. Родители его жили в г. Алма-Ата, он был еще холостяком. Офицер он был грамотный, с юмором. Поначалу он, для знакомства, вызвал к себе всех сержантов учебной группы: сержанта Кощеева и младших сержантов Коркина, Букий и Штаченко, то есть меня. Мы поочередно ему доложили о состоянии учебы и дисциплины в своих отделениях. Потом он в индивидуальном порядке познакомился с каждым курсантом группы. Нас, сержантов, он предупредил, что мы назначены на должности командиров не на все четыре года, поэтому для получения практики управления подразделением будут, на каждый курс, назначаться новые командиры отделений из числа курсантов.
Первое, с чего начал проверять наш курсовой офицер, – проверил в часы спортивно-массовой работы состояние физической подготовки курсантов. И начал с кросса на 3000 метров. Вывел он учебную группу за территорию училища в район совхоза «Горный Гигант» на старт, – он же являлся и финишем; дистанция 1500 м в одну сторону была им заранее отмерена. Выстроил учебную группу перед стартом, напомнил нормативы на «отлично», «хорошо» и «удовлетворительно»; подал команду: «Группа, внимание!», затем – «Марш!» и включил секундомер. Все курсанты и сержанты побежали. Маршрут был тяжелый, по дороге много попадалось булыжника под ногами. Пробежала группа 1500 м и обратно бежала до финиша. На финише стоял с секундомером наш курсовой и засекал время. Результаты нашего забега были неутешительные – почти полгруппы показали неудовлетворительный результат. Я финишировал первым с отличным результатом. Курсовой построил группу, подвел короткий итог и объявил, что группа сейчас пойдет на повторный забег для улучшения результата. И сказал, что поведет группу на забеге младший сержант Штаченко.
Вновь, курсовой офицер, подвел учебную группу к старту и скомандовал: «Внимание, бегом – марш!» и включил секундомер. Я побежал первым, вся учебная группа, с командирами отделений, побежала за мной. Так я первым бежал почти до самого финиша. За 200 м до финиша я наступил на булыжник и как-то подвернул ногу, что мне в голеностопном суставе защемило нерв и я не смог наступать на правую ногу. Под руки меня товарищи довели до финиша. Вот из-за такой строптивости курсового офицера я перестарался – на повторных 3000 м ноги были расслаблены и я защемил себе нерв, наступив неудачно на булыжник. А булыжники лежали круглые, как галька, но по весу в 2-3 кг. Больше месяца мне пришлось страдать от болей в суставе. Дней десять проходило, нога будто бы восстанавливалась, а тут марш-бросок на 6 км, меня не освобождали, я пробегал, натруживал на твердом асфальте ногу и опять болело в суставе, а надо было дать покой ноге хотя бы на месяц, а меня не освобождали. Но потом постепенно все прошло, начал через пару месяцев бегать нормально.
Приближалось окончание 1-го семестра, я успешно сдал сессию и готовился на каникулы ехать домой.
В родном поселке Лиховка, у своих родителей, к этому времени я не был 1,5 года, поэтому хотелось повидаться с родными и знакомыми. Зимние каникулы у курсантов нашего пограничного училища начинались с 1-го февраля и продолжались до 14-го февраля. Командиры строго предупредили, что билеты на самолеты брать не раньше, как на 31 января и возвратиться в училище должны не позже 22.00 14-го февраля. Я решил лететь домой самолетом. На билет я насобирал денег из своего курсантского денежного содержания. Сержантам – командирам отделений, на 1-м курсе, платили по 12 рублей в месяц. Билет зимой был льготный, как у студентов, была скидка 50%. Билет на самолет я брал до г. Днепропетровска через Москву, который стоил тогда всего лишь 33 рубля со скидкой.
В кассе аэропорта, в Алма-Ате, указывалось место только до Москвы, так как брони я не успевал делать; чтобы иметь бронь в Москве, надо было заказывать билет за две недели. Ведь прямого рейса до Днепропетровска с Алма-Аты не было. Были у меня и попутчики до Днепропетровска: Гриша Демченко – курсант с нашей группы. С Алма-Аты до Москвы в то время, в основном, летали самолеты ИЛ-18, которые на полет затрачивали 5,5 часов и прилетали в аэропорт Домодедово. С Москвы до Днепропетровска надо было вылетать с аэропорта Внуково. Поэтому, прибыв в Домодедово, мы с Гришей Демченко сразу же садились на автобус и ехали во Внуково. Билеты-то наши были с открытой датой, а рейсов на Днепропетровск было всего два на сутки. Начиналась регистрация билетов на днепропетровский рейс, и нам приходилось стоять и ждать ее окончания, – вдруг останутся свободных два-три места, чтобы полететь этим рейсом. Оканчивалась регистрация, а там таких как мы, – с билетами, имеющих открытые даты, – оказывалось человек 5-6, а то и больше. Поэтому, при первой поездке, и не попали на первый рейс, ожидали несколько часов до регистрации на второй рейс.
В следующих поездках я уже был похитрее. До начала регистрации подходил к девушкам у стойки, которые должны были проводить регистрацию рейса до Днепропетровска и просил их заранее, чтобы меня оформили, если появятся свободные места. Это срабатывало. Когда оканчивалась регистрация, оказывалось несколько мест свободных, – и тут к девушкам тянулось десяток рук с билетами. Протягивал руку с билетом и я; девушки на регистрации, одним из первых, брали мой билет. Таким образом, я уже долго не задерживался в Москве, – всегда улетал тем рейсом, который отправлялся первым до Днепропетровска. С Москвы до Днепропетровска в то время летали самолеты АН-10. Время на полет затрачивалось – 1 час 40 мин.

3

Итак, 1-го февраля 1968 года я уже был в г. Днепропетровске. С прибытием в город, в кассе аэровокзала, я заказал себе билет на самолет на обратный маршрут. Пару дней гостил у сестры Люды и у брата Виктора. Заходил в отдел кадров своего строительного управления, на нашу стройку, где работала моя бригада, в общежитие, где я проживал до армии, там встретился с оставшимися друзьями, повидался с Надеждой Неродой, с которой мы вместе состояли в бюро комсомольской организации, затем поехал домой к своим родителям в Лиховку.
Встретился я в Лиховке со своими родителями, – они за прошедшее время немного постарели; с ними оставалась самая младшая моя сестра Валя, которая ходила в 9-й класс.
На своей улице я ходил в гости к Моргунам. Владимир Моргун (мой одноклассник) был дома, он в армии не служил по состоянию здоровья и жил с родителями. Отец Моргуна посмотрел на мою форму и завел разговор:
– Где ты, Николай, учишься и кем ты будешь? – спросил он меня.
– Обучаюсь я в Алма-атинском Высшем пограничном командном училище. После окончания учебы мне присвоят воинское звание лейтенант, буду офицером, служить придется на пограничной заставе, – ответил я.
– И это все 25 лет будешь служить на пограничной заставе? – с удивлением спросил он.
– Почему все 25 лет? – сказал я. – После выпуска с пограничного училища прослужу лет пять на заставе, а потом пойду учиться в Военную академию им. М.В. Фрунзе в Москве, после ее окончания буду служить в штабах пограничных отрядов и могу дослужиться до полковника, – отвечал я.
– Да, ты прицелился далеко, – резюмировал отец Владимира.
Во время пребывания на каникулах в п.г.т. Лиховка, там выпало много снега.
Однажды в воскресенье, вечером, пошел я в местный клуб поселка Лиховка, чтобы посмотреть какой-то художественный фильм. Людей оказалось совсем мало, поэтому фильм в клубе крутить не стали. Оглянувшись по сторонам, я увидел знакомую девушку – это была Вера Журба, с которой я познакомился на выпускном вечере в средней школе (перед проводами в армию) и танцевал с ней. Я ей напомнил об этом. Мы разговорились. Пошел я ее провожать домой на Бузовую. Она должна была уезжать рано в понедельник в г. Днепродзержинск (ныне Каменское) на учебу. Училась она в медицинском училище. Возле хаты ее родителей я попросил, чтобы она написала и вынесла мне свой адрес. Она мне вынесла, записанный на бумажке, свой адрес, и мы распрощались. Мне пришлось с Бузовой возвращаться опять в «центр» села, а оттуда идти на свой хутор, на ул. Степную. Так что поздно я вернулся домой к родителям.
Заканчивались мои каникулы и я поехал в г. Днепропетровск, чтобы оттуда возвращаться к себе в Алма-Ату для продолжения учебы в пограничном училище. За два дня до моего отлета я приехал в город Днепропетровск, чтобы погостить у сестры Люды и у брата Виктора. Прошли два дня быстро, и после обеда, 13-го февраля 1968 года, я отправился в аэропорт и вечерним рейсом вылетел до Москвы. С Москвы до Алма-Аты летало в сутки пять рейсов, поэтому на один из них я попал при регистрации билетов. Прилетел в Алма-Ату 14 февраля, и после обеда явился в свое училище.
С 15 февраля 1968 года началась учеба во втором семестре.
После каникул, поначалу, было скучновато, в голове кружились картинки каникулярных событий, воспоминаний, но потом все прошло. Вновь вошел в ритм учебы.
Хорошо помню, как тогда зимой, каждое утро после подъема, выходя на физзарядку, мы видели на территории слой снега сантиметров 20-30, который выпадал за ночь. Уборщики брались сразу за лопаты и приступали к очистке дороги и тротуаров возле казармы на закрепленной территории; уборщики в спальных помещениях, за время физзарядки, приступали к уборке своих помещений. После развода на занятия начинались занятия.
Что касается занятий по высшей математике, то во втором семестре перешли к изучению дифференциальных и интегральных исчислений. Сначала проводились лекции в лекционных залах, а затем классно-групповые занятия. Лекции по этой дисциплине с нашим потоком читали: заведующий кафедрой высшей математики, кандидат физико-математических наук Стрельцов В.В. и доцент кафедры Алексей Константинович Колосов, он же с нашей учебной группой проводил классно-групповые занятия. Нам, курсантам, не нравилось, как читал лекции Стрельцов В.В. Речь у него была сбивчивая, он спешил и курсанты не успевали за ним записывать и часто раздавались голоса с зала: «Повторите!». Вдобавок, он рано стирал формулы, записанные на доске. Нам нравилось, как читал лекции доцент Колосов. Речь у него была размеренная, спокойная, понятная, темп изложения позволял нам успевать записывать по ходу изложения учебного материала. Мы успевали все записывать и вопросы курсантами не задавались. На классно-групповые занятия по математике очень много задавалось примеров, так что приходилось много времени тратить для их решения.
По истории КПСС так же читались лекции, а затем с каждой учебной группой проводились семинарские занятия. По истории КПСС изучали много ленинских работ, к семинарским занятиям выдавались планы-семинаров, и по указанным вопросам надо было готовиться к ним, а еще, вдобавок, требовалось конспектировать работы В.И. Ленина и других классиков марксизма-ленинизма. На конспектирование тратилось время и в субботу, и в воскресенье. К предстоящему семинару надо было законспектировать, например, целую книгу В.И. Ленина: «Две тактики социал-демократии в демократической революции», а в ней больше 100 страниц. И так надо было готовиться к каждому семинару по этой дисциплине. Пришлось два года усиленно работать, изучая темы по программе истории КПСС.
Закрепленным преподавателем за нашей учебной группой по этой дисциплине была Татьяна Борисовна Гороховская. Она была очень строгим и требовательным преподавателем. Хоть и вольнонаемный преподаватель, но она стоила целого офицера.
Однажды, в конце первого курса, она присутствовала на комсомольском собрании нашей учебной группы. Тогда рассматривался проступок комсомольца Николая Ященко, который допустил распитие спиртных напитков, будучи в городском отпуске и прибыл в училище немного навеселе. На комсомольском собрании он все объяснил, как это случилось. Оказалось, он посетил свою девушку на ее дому и, садясь обедать, она на стол поставила бутылку коньяка. Были вдвоем, рюмочки опрокидывал в основном наш курсант Ященко. После окончания выступления комсомольца Ященко, Татьяна Борисовна с возмущением начала говорить, что это за девица, что вздумала курсанта угощать спиртным… и тому подобное. В решении собрания комсомольцы ограничились объявлением выговора комсомольцу Ященко без занесения в учетную карточку. Учли, что он обучался на 1-м курсе и этот проступок совершен впервые, также учли его обещание, что больше это никогда не повторится.
Иногда с курсантами нашей учебной группы занятия по истории КПСС проводил подполковник Афанасьев – хорошо профессионально подготовленный и знающий офицер. До сих пор помню одно занятие, проводимое подполковником Афанасьевым с нашей учебной группой, когда изучался «Манифест коммунистической партии». Он нам разъяснял каждое положение этого документа, и помнятся до сих пор его слова: «Бродит, бродит по Европе призрак коммунизма…» и другое: «Учение К. Маркса всесильно, потому что оно верно..»
Курсанты – это такой изобретательный народ, способный на разные выдумки, замечают всякие мелкие негативы в поведении и действиях преподавателей и быстро могут сочинять анекдоты, давать клички.
Вот что было замечено в действиях подполковника Афанасьева, преподавателя истории КПСС. Однажды, в начале второго курса обучения, сменился с суточного наряда курсант Стариковский и поведал нам в учебной группе, как проходил развод суточного наряда и караула в училище. Оказывается, дежурным по училищу заступал подполковник Афанасьев. При проведении развода присутствовал военный оркестр, и заступающему дежурному, при проведении развода, надо подавать соответствующие команды, предписанные Уставом гарнизонной и караульной службы. И вот, вместо того, чтобы подать оркестру команду: «Оркестр, играй развод!», подполковник Афанасьев подал команду: «Оркестр, играй что надо!» Курсанты нашей группы, также и я, подумали, что это выдумка курсанта Стариковского. Но где-то через полгода и я заступал в суточный наряд. Дежурным по училищу заступал, как раз, подполковник Афанасьев. И точно, как дело дошло до подачи команд оркестру заступающим дежурным, то я услышал такую же команду: «Оркестр, играй что надо!»
Методика проведения занятий по другим гуманитарным дисциплинам ничем не отличалась от методики проведения занятий по истории КПСС. Так же читались лекции, проводились групповые занятия и семинары. Много конспектировалось работ классиков марксизма-ленинизма, для чего курсанты затрачивали много времени, в том числе и личного
Наша специальная подготовка осуществлялась при изучении дисциплины служба и тактика пограничных войск. Темы этой дисциплины мы начали изучать с начала 1-го семестра. Поначалу изучили «Положение об охране государственной границы СССР», затем приступили к изучению и практической отработке службы пограничных нарядов. Проводились поначалу лекции, которые читали начальник кафедры полковник Шубарев Н.Ф. и его заместитель, затем проводились групповые занятия, а в полевых условиях, – отрабатывались практические занятия по службе пограничных нарядов.
Практические занятия по службе пограничных нарядов отрабатывались в полевом учебном центре (ПУЦ) училища, который находился в 50 км от г. Алма-Ата. Практические занятия с нашей учебной группой в поле, на участке учебной границы, проводил наш преподаватель – майор Прудько – знающий свое дело офицер, который, до окончания Института пограничных войск, прослужил лет 6 или 7 на пограничной заставе.
В полевом учебном центре был хорошо оборудован участок учебной границы с «Турцией», протяженностью в 10 км; там, на участке учебной границы, были установлены советские и турецкие пограничные столбы, был оборудован турецкий погранпост «Алибек». В двух километрах от линии учебной границы, в тылу участка, была оборудована КСП (контрольно-следовая полоса) и сигнализационный комплекс (проволочный забор из колючей проволоки, высотой 2 м), подающий сигналы при его преодолении. Вдоль него проходила проводная связь. На участке были собраны три пограничные вышки, а четвертая располагалась около здания учебной заставы. При проведении с нами занятий, мы входили в обстановку так, что было такое ощущение, будто бы мы находимся на границе с Турцией.
Первый пограничный наряд, службу которого мы практически отрабатывали, был пограничный наряд «Дозор». На занятии майор Прудько выступал в роли начальника пограничной заставы, а курсантская учебная группа, – составляла личный состав пограничной заставы, на то время – 9-й пз (пограничной заставы). Днем майор Прудько, на заранее подготовленном наряде, показал нам на участке учебной границы организацию и порядок несения службы пограничного наряда «Дозор». А в вечерний час, когда стало темно, в коридоре здания заставы майор Прудько разбил учебную группу на парные пограничные наряды, в каждом назначив старшего наряда, объявив время 22.30, выступая в роли начальника 9-й пз, приступил к отдачи приказа на охрану государственной границы пограничному наряду «Дозор». Приказ отдавался в комнате пограничной службы одному наряду, а касался всех нарядов, которые были построены в коридоре. После приказа наряды, на участок границы, выходили через каждые 10-15 минут. Старшие пограничных нарядов, после выхода нарядов из здания заставы, организовывали службу своих нарядов. Для контроля за правильностью действий нарядов привлекался и курсовой офицер, как помощник руководителя занятий. Пограничные наряды «Дозор» действовали: один наряд нес службу в движении и шел до стыка на правый фланг, следующий за ним наряд – шел на левый фланг до стыка и так далее. Действуя в составе пограничного наряда, курсанты учились правильности осмотра КСП с фонарем, действиям при обнаружении следов и других признаков нарушения границы.
В дальнейшем, в течение всего 1-го и 2-го семестров, отрабатывалась служба всех, кажется, 20-ти пограничных нарядов и к концу 1-го курса мы все умели организовывать службу любого пограничного наряда в роли старшего наряда.
Много занятий, предусмотренных программой, с нами проводилось по общей тактике. Проводились лекции, групповые занятия и практические занятия в ПУЦ на учебном тактическом поле. Начинались практические занятия с действий солдата на поле боя и заканчивали программу обучения за 1-й курс управлением отделения в обороне и наступлении в роли командира отделения.
Практические занятия по общей тактике с нашей, 7-й, учебной группой проводил капитан Звягин, который заочно обучался в Военной академии им. М.В. Фрунзе. В период его отсутствия с нами занятия проводили и другие преподаватели кафедры. Проводил занятия и старший преподаватель подполковник Соколов, и майор Шепель Н.И., а на 4-м курсе, – и подполковник Казаренко. Интересные и интенсивные занятия по общей тактике были в поле. Поле для курсантов – это настоящий университет. Там мы учились искусству воевать с «противником», правильно наступать и его атаковать и умело обороняться, действовать в условиях радиоактивного и химического заражения. Учились, на 1-м курсе, умелому управлению отделением в бою. Набегавшись «на поле боя», мы, с разрешения преподавателей, имели продолжительные перерывы.
На перерывах разговоры продолжали о том же, – о бое, как воевали на прошедшей войне. Больше всего философствовал курсант Ермаков Виктор, говоря: «Война для того и нужна, чтобы солдат, сколько хотел, столько и убивал бы солдат противника». Сержант Букий Александр часто вмешивался в разговор и говорил: «На войне, в бою с противником, дела идут так – кто кого сможет, тот того и повалит. Поэтому все будет зависеть от мастерства солдата, а командиры должны учиться правильно управлять подразделениями». Вот такие подобные разговоры мы вели на перерывах в период практических занятий по общей тактике.
Практические занятия по дисциплине оружие массового поражения и защита от него проводил с нашей учебной группой майор Башкирцев. Он знал свое дело, занятия проводил с высоким профессионализмом. Проводя занятия, он сильно делал ударения на отравляющие химические вещества, такие как: зарин, зоман. Это курсанты заметили и начали его про себя называть – «Зарин Зоманович».
Усиленно проводилась с курсантами всех курсов строевая подготовка – ведь проводились в стране, в то время, два военных парада в год – 7-го ноября и 1-го мая. За месяц до парадов начиналась подготовка, сначала одиночная строевая подготовка, затем тренировали курсантов пошереножно, и в составе коробки; тренировки проводились на строевом плаце училища; в дальнейшем проводилось несколько гарнизонных тренировок, а за день-два до парада, – генеральная репетиция на площади города. С 1970 года первомайские военные парады были отменены.

http://s7.uploads.ru/t/Ia2cP.jpg
Во главе 7-й учебной группы шагает наш курсовой офицер – командир учебной группы – старший лейтенант Толстухин Д.Н.
В воскресные и праздничные дни в нашем пограничном училище проводились различные соревнования по легкой атлетике, на которых я всегда участвовал. Я принимал участие в забегах на 400 метров, на 1000, 3000 и 5000 метров. Периодически, в выходные дни, проводились соревнования на первенство училища по марш-броскам на 6 км. Старт давался не далеко от центрального КПП, на дороге, за проспектом Ленина. Маршрут движения марш-броска проходил: 1,5 км – ровная дорога, затем 1,5 км – подъем до самого центра горы Кок-Тюбе (1125 м над уровнем моря); далее поворот в обратном направлении и движение до финиша. Когда учебная группа делала старт, играл оркестр, и финиширующую группу также встречал играющий оркестр. На соревнованиях, которые начинались с 09.00, интервал между стартующими группами составлял 15 мин. Оркестр привлекался только на училищных соревнованиях.
А курсантские группы, кроме соревнований, бегали марш-броски и в часы спортивно-массовой работы. Получалось, что курсантские группы марш-броски на 6 км в среднем бегали по два раза в месяц, плюс различные кроссы в период плановых занятий по физической подготовке.
Во время учебы в училище часто практиковались, в выходные дни, различные переходы: зимой, как правило, – на лыжах, летом – пешие переходы.
Колонну лыжников на 30-ти километровом лыжном переходе ведет наш командир 2-го дивизиона, подполковник Белоногов.

http://s7.uploads.ru/t/oQvbs.jpg
Летом и зимой совершались переходы в пешем порядке.
http://sa.uploads.ru/t/rxPVk.jpg

4

К началу 2-го семестра все курсанты 1-го курса детально изучили положения Устава гарнизонной и караульной службы, сдали по ним зачеты. Во 2-м семестре каждая учебная группа, в соответствии с расписанием занятий, один раз в месяц заступала на целые сутки в караул. Ведь в нашем пограничном училище также, как в любой воинской части, было Боевое Знамя части, склады артиллерийско-технического вооружения, вещевой и продовольственный склады и другие, подлежащие охране, объекты. Поэтому из состава учебной группы наряжался караул для охраны всех этих важных объектов. В нашем училище караул охранял пять постов, три из них были 3-х сменные и два – 2-х сменные. Исходя из этого, с состава учебной группы наряжалось вместе с начальником караула и двумя разводящими – 15-16 чел. Остальная часть учебной группы, в эти сутки, заступала в столовую – рабочими по столовой или выполняла другие работы.
После зимних каникул, на 1-м курсе, наша учебная группа впервые заступила в караул. Так как учебная группа заступала впервые, то начальником караула был назначен наш курсовой офицер, помощником начальника караула назначался сержант – заместитель начальника учебной группы, разводящими назначались два командира отделений – сержанты. Я заступал разводящим, потому что на 1-м курсе я был командиром курсантского отделения. За каждым разводящим закреплялось несколько постов, на которых он проводил смену часовых через каждые 2 часа.
Помню, как курсанты нашей учебной группы впервые заступили в караул, я заступил разводящим. Приходилось караульных, впервые заступающих часовыми на посты, тщательно инструктировать. Особенно проверять знания о порядке действий часового при приближении к охраняемому объекту неизвестных в ночное время и днем. Задавал караульным, при заступлении на посты, такой вопрос: "Что должен делать часовой при приближении неизвестного к посту в ночное время?"
Один из караульных отвечал: «В условиях плохой видимости, когда с расстояния, указанного в табеле постам, нельзя опознать приближающихся к посту или к запретной границе поста, часовой останавливает всех лиц окриком «Стой, кто идет?». Если ответа не последует и (или) нарушитель пересечет запретную границу поста, часовой предупреждает его окриком «Стой, стрелять буду!» и задерживает нарушителя. Если же нарушитель после предупреждения «Стой, стрелять буду!» продолжает движение, часовой досылает патрон в патронник и производит предупредительный выстрел вверх» и так далее. Задаю еще такой вопрос: «Как должен действовать часовой в дневное время при приближении неизвестных?»
Другой караульный отвечал, что всех лиц, приближающихся к посту или к запретной границе поста, обозначенной на местности указателями, кроме начальника караула, помощника начальника караула, своего разводящего и лиц, сопровождаемых ими, часовой останавливает окриком «Стой, назад!» или «Стой, обойти вправо (влево)!» и так далее.
И вот утром, с поста № 2, в 09.15, поступил сигнал о вызове разводящего; начальник караула выслал меня с постовой ведомостью к посту. Я прибыл на место и там увидел у ограждения начальника склада № 2, старшину сверхсрочной службы, уже пожилого военнослужащего, который прибыл на склад выполнять свою работу, и он начал мне жаловаться на неправильные действия часового, мол, часовой не знает, как правильно надо действовать при приближении к посту начальника склада. А часовым стоял с моего отделения курсант Ермаков Виктор. При приближении к посту начальника склада, утром в светлое время, часовой при приближении его на удаление 20-30 м от ограждения скомандовал: «Стой, кто идет?», снял и наставил автомат в сторону начальника склада. Вот и сетовал начальник склада на неправильные действия часового, который действовал, как будто это было ночью. Пришлось в караульном помещении еще более тщательнее инструктировать и опрашивать о правильных действиях часовых на постах. При следующих заступлениях в караул наши подчиненные совершенствовали свои знания и навыки по действиях при несении службы на постах.
В последующие месяцы наша учебная группа, так же как и другие, наряжалась в караул по одному разу в месяц, но начальником караула уже заступал сержант – заместитель начальника учебной группы. Таким образом, во 2-м семестре все курсанты 1-го курса получили хорошую практику несения службы в карауле по охране важных объектов воинской части.
В нашем пограничном училище, начиная с 1-го курса, была организована и проводилась с курсантами военно-научная работа. На каждом курсе были организованы военно-научные кружки. Руководили военно-научными кружками старшие преподаватели кафедр. Заседания военно-научных кружков осуществлялось по одному разу в месяц – все было под контролем учебного отдела. На заседаниях военно-научных кружков младших курсов, как правило, с научными сообщениями выступали преподаватели. На старших курсах – это поручалось курсантам; курсанты брали темы рефератов, готовились и свои разработки доводили до членов ВНК.
Курсовая работа курсантов 4-го курса включалась в систему военно-научного исследования. В начале 4-го курса курсанты брали темы курсовых работ, как правило, по военным дисциплинам; руководителями курсовых работ назначались преподаватели кафедр, которые работали с курсантами в составлении с планами разработки курсовых работ. Эти планы утверждались начальниками кафедр. Таким образом, в системе ВНО курсанты старших курсов получали первичные навыки научного исследования.
О наших командирах и начальниках.
За четыре года обучения в пограничном училище у нас сменилось три начальника училища. При обучении на 1-м и 2-м курсах начальником пограничного училища был генерал-майор Курский; после окончания 2-го курса начальником училища был назначен полковник Любин; по окончанию нами 3-го курса ему было присвоено воинское звание генерал-майор и его перевели служить в войска. Затем начальником училища был назначен полковник Заболотный, работавший 10 лет начальником учебного отдела нашего училища. Через несколько месяцев после назначения, ему было присвоено воинское звание генерал-майор.
Командиром нашего, 2-го, дивизиона, с сентября 1967 года, был тогда 43-х летний подполковник Белоногов, а в начале 4-го курса обучения ему было присвоено воинское звание полковник; он и осуществлял наш выпуск из училища. Заместителем командира дивизиона по политической части был 36-ти летний майор Чудинов, которого, после окончания нами 3-го курса, перевели в Москву, во вновь созданное Высшее пограничное военно-политическое училище. На должность замполита дивизиона назначили подполковника Зуйкова. Секретарем бюро комсомола дивизиона был лейтенант Жуков.
http://s5.uploads.ru/t/eSjNU.jpg

На фотоснимке стоят все командиры, которые нами командовали в течение нашей учебы в пограничном училище.
Слева направо: старший лейтенант Шепилов (командир 4-й учебной группы), старший лейтенант Полумисков (командир 3-й учебной группы), капитан Соколов (командир 1-й учебной группы), лейтенант Жуков (секретарь бюро комсомольской организации дивизиона), подполковник Белоногов (командир 2-го дивизиона), старший лейтенант Бекаревич (командир 8-й учебной группы), старший лейтенант Ларионов (командир 6-й учебной группы), старший лейтенант Толстухин (командир 7-й учебной группы), старший лейтенант Панов (командир 2-й учебной группы), майор Чудинов (заместитель командира 2-го дивизиона по политической части). Отсутствуют: старший лейтенант Хмызов (командир 5-й учебной группы).
Был командиром учебной группы и капитан Сидоренко Н.С., которого, после окончания нами 1-го курса, перевели на должность преподавателя огневой подготовки.
Старшиной дивизиона, с 1-го и до окончания нами 2-го курса, был старшина сверхсрочной службы, бывший курсант, который, закончив два года обучения в пограничном училище, по состоянию здоровья был комиссован.
При обучении на 4-м курсе обязанности старшины учебного дивизиона исполнял старший сержант Гольбах (он же являлся курсантом).
Курсанты нашего дивизиона располагались в казарме на 2-м этаже 3-х этажного здания. Каждая учебная группа располагалась в казарме в своем кубрике. Через всю казарму проходил 3-х метровый, в ширину, коридор, который застилался двумя или тремя ковровыми дорожками. При входе в коридор нашей казармы слева располагались: оружейная комната, комната для умывания и отдельная комната для туалета; напротив входа, на отдельной площадке, были установлены спортивные брусья и перекладина с матами. Пройдя весь коридор, в самом конце казармы располагались канцелярии: командира дивизиона, замполита дивизиона, секретаря бюро комсомола дивизиона, две канцелярии для курсовых офицеров и ленинская комната.
Оружейная комната, имущество дивизиона и курсантов, а в ночной час и сами курсанты, находились под охраной суточного наряда нашего дивизиона. Каждый день на строевом плаце в 18.00 начинался развод суточного наряда и караула училища, который проводился под оркестр. Суточный наряд и караул училища назначались на каждые сутки. Суточный наряд дивизиона состоял из 3-х человек: одного дежурного по дивизиону (как правило, сержант) и 2-х дневальных по дивизиону. Охрана и наведение внутреннего порядка в дивизионе, в отсутствие курсантов, возлагались на суточный наряд. Отдыхать, в течение суток, дежурному и дневальным разрешалось не больше 4-х часов, как правило, – от отбоя до подъема курсантов.
В суточный наряд назначались по графику представители разных учебных групп. Отдельные курсанты, получившие взыскания, заступали в суточный наряд дивизиона с субботы на воскресенье, – это считались для них наряды вне очереди.
Служба организовывалась следующим порядком: один дневальный стоял у тумбочки с телефоном, отвечая на телефонные звонки, смотрел, чтобы в помещение не заходили посторонние лица, обо всем докладывал дежурному. Второй дневальный занимался работами: мыл коридор, приводил в порядок комнату умывания, туалет, комнату для хранения оружия, канцелярию курсовых офицеров, командира дивизиона, замполита и ленинскую комнату.
В зимнее время командование дивизиона требовало от дежурной службы, чтобы ковровые дорожки выносились на улицу и очищались с использованием снега. Одному дневальному это было не под силу, поэтому дежурный по дивизиону становился сам у тумбочки с телефоном, а обоих дневальных отправлял на улицу чистить ковровые дорожки.
На 1-м этаже казармы 2-го дивизиона располагались классы учебных групп. В классах учебных групп стояли столы, за каждым из которых садилось по два курсанта. В классе стоял шкаф с учебной литературой, металлический сейф для хранения литературы для служебного пользования. Впереди, на стене, висела классная доска. У каждого курсанта в столе хранилась своя учебная литература, полученная в библиотеке, на спинках стульев висели командирские сумки курсантов; кроме того, в тумбочках столов находилась спортивная форма курсантов. В этих учебных классах проводились классно-групповые занятия с курсантами учебной группы. Специализированные классы кафедр находились в учебных корпусах. Самостоятельная подготовка к занятиям проводилась, как правило, в классах учебных групп.
Все курсанты нашего дивизиона в разговорах между собой, и если что касалось командира дивизиона, называли его «папой», а на 4-м курсе он получил еще одну кличку – «швабер».
Почему к нему приклеили эту кличку?
Дело в том, что новый начальник училища, генерал-майор Заболотный, один раз в квартал осуществлял обход курсантских казарм. Он долго работал начальником учебного отдела училища, поэтому знал все слабые места, которые необходимо проверять в дивизионах. И командиры дивизионов тщательно готовились к его приходу. Обход дивизионов начинался, как правило, с 10.00 и продолжался до окончания учебных занятий.
Итак, в один из дней обхода, с 10.00 все командиры дивизионов со своими заместителями по политической части были на страже – ожидали начальника училища со свитой на входе в свой дивизион. Никто не знал, с какого дивизиона и в какой последовательности будет осуществляться обход.
По рассказам дежурной службы дивизиона, в тот день, – время приближалось к 11.00, – а начальник училища еще не появлялся. А тут какая-то учебная группа, в перерыве после 1-й пары, забежала в казарму нашего дивизиона брать оружие на занятия и наследила своей обувью. Как раз после ухода этой группы, в дивизион позвонили, что сюда направляется начальник пограничного училища. Все забегали. Дежурная служба подтирала полы от следов обуви, командир дивизиона торопил наряд и не выдержал – схватил свободную швабру с тряпкой и начал тереть полы в казарме возле входа. Вот с тех пор курсанты и приклеили ему кличку – «швабер».
Из-за разных чрезвычайных происшествий в нашем дивизионе, командиру дивизиона все время задерживали присвоение воинского звания полковник. Мне кажется, что он сам себе вредил.
Вот один из примеров его неверного решения, которое повлияло на отсрочку в присвоении ему воинского звания. Дело в том, что в дивизионе, при обучении курсантов на 1-м и 2-м курсах, периодически обнаруживались факты воровства, и все это случалось в ночной час. Командиру дивизиона неоднократно докладывали, что, то у одного, то у другого курсанта, пропадали деньги. Когда была команда «Отбой», все курсанты снимали свое обмундирование и укладывали его аккуратно на своих табуретках, стоявших за койками у края коридора. Так что воришке было легко и удобно пошарить по карманам.
После очередного случая воровства, командир дивизиона на разводе на занятия перед всеми курсантами сказал: «Поймайте вы этого вора, а я на все закрою глаза!» До этого развода курсанты между собой часто шушукались и кого-то подозревали в воровстве. Это пятно подозрения падало на двух-трех курсантов, в том числе и на курсанта Баранца, он был с г. Запорожье. И вот однажды ночью, выходя в туалет, он остановился не у своего прохода к койке, замешкался, – в темноте и спросонья путался, отыскивая свой проход к койке, – а за ним, видать, уже следили и посчитали, что он поднялся пошарить по карманам. Кто-то из увидевших крикнул: «Ребята, – вор!»; несколько человек вскочили и подбежали к курсанту Баранцу, – и избили его. Этот факт избиения курсанта дошел до командования училища. В результате было проведено служебное расследование, но о промашке командира дивизиона никто из курсантов не обмолвился. Само это чрезвычайное происшествие отодвинуло срок присвоения воинского звания нашему командиру. Мы между собой в группе говорили, что курсант Баранец (он с 3-й учебной группы) возможно и не воришка, просто он сам по себе был какой-то плутоватый. А все хотели поймать вора, вот он и попался под горячую руку, да еще командир дивизиона сказал, что «…я закрою на все глаза..».
В конце 2-го курса курсанта Баранца отчислили с училища. Написал он рапорт, и его отчислили; видать, в такой атмосфере взаимоотношений дальше нельзя было находиться вместе.
Не везло нашему командиру дивизиона.
А еще, в конце 2-го или начале 3-го курса, произошло в дивизионе очередное чрезвычайное происшествие. Курсанты нашего дивизиона к этому времени изучили материальную часть пистолета Макарова и, по распорядку дня, в послеобеденное время, в составе учебных групп, ходили в тир на стрельбы. Для этой цели в дивизионе, в ружейной комнате, хранились три или пять пистолетов Макарова.
Так вот, пришла со стрельб из тира 8-я учебная группа и прямо в свой класс на самостоятельную подготовку. Заместитель командира учебной группы, после стрельб, поручил троим курсантам почистить пистолеты. Курсанты принялись за чистку прямо в классе за своими столами. Курсант Сагдеев начал возмущаться, что ему старшина учебной группы опять поручил чистку пистолета, мол, пусть почистит пистолет кто-то другой. Тут вмешался в разговор курсант Соколов Виктор, говоря: «Давай чисть пистолет, ничего с тобой не случится если лишний раз почистишь!». Курсант Сагдеев возмутился, глаза покраснели.
Что он сделал? Полез в карман, достал припрятанный боевой патрон, вставил его в магазин, подсоединил и передернул затвор пистолета. Видя такие действия, курсант Соколов побежал к дверям, выскочил из класса и захлопнул дверь. В этот момент прогремел выстрел. Курсанты группы услышали вопль курсанта Соколова; некоторые курсанты, выйдя из класса, увидели лежащего товарища в шоковом состоянии и кровь с раны, удаленной сантиметров на 30 выше колена. Курсант Тарасенко Павел схватил курсанта Соколова на руки и бегом понес в медицинский пункт.
За такие действия курсант Сагдеев был немедленно отчислен с пограничного училища, а что было дальше с ним? – сказать я не могу: судили его или нет, не знаю.
Долгое время, проходя по коридору мимо класса 8-й учебной группы, все мы видели эту пробоину в дверях от пули пистолета.
Поэтому-то нашему командиру дивизиона так долго не могли присвоить очередное воинское звание – полковник.
Даже заместитель командира дивизиона по политической части майор Чудинов, проводя, однажды, развод на занятия обращался к сочувствию курсантов, с тем, что командиру дивизиона давно вышел срок на присвоение воинского звания полковник, а из-за всех этих чрезвычайных происшествий все ему задерживают.
23 февраля 1968 года мне вручили медаль «50 лет Вооруженных Сил СССР».
В этот день проводились встречи с офицерами-фронтовиками, которые на фронтах Великой Отечественной войны приумножали славу Вооруженных Сил СССР. На встрече выступал и наш командир дивизиона. Из его рассказов мы узнали, что он являлся участником Великой Отечественной войны. В годы войны был артиллеристом. Он нам поведал один из эпизодов боев под Прохоровкой в битве на Курской Дуге. Их артиллерийская батарея 45 мм противотанковых пушек отбивала атаки танков противника, велся ожесточенный бой. Танки с пехотой наседали, рвались вперед, а снаряды у артиллеристов закончились.
Что оставалось делать? Справа, слева рвались снаряды и мины, свистели пули, раздавались протяжные стоны раненых, подняться было невозможно. Снарядов нет, стрелять нечем, решили снять замки-затворы пушек, орудия бросить и продвигаться в тыл к своим. Сначала отползали по-пластунски, затем отходили перебежками. В тылу их встретил командир артиллерийского дивизиона и спросил: «А где же ваши пушки? Пушки-то достанутся противнику! Все вы пойдете под трибунал!» И поставил артиллеристам сложную задачу, чтобы не попали под трибунал: немедленно, из-под огня вытащить пушки и доставить их в тыл на новые позиции.
Используя скрытые условия местности, пошли артиллеристы – где перебежками, где по-пластунски – и таким образом добрались до своих пушек, а немцы были совсем рядом. Пришлось тащить веревками свои пушки, двигаясь по-пластунски, уходя из-под огня противника. Вытащить удалось; все пушки переместили на новые позиции; снаряды подвезли и бой продолжился.
На этой же встрече выступал перед нами подполковник Слободянюк О.К. В годы войны он воевал в составе танковых подразделений и был командиром танка Т-34. Услышали мы от него один из поучительных боевых эпизодов, когда танковый взвод, – в составе которого был экипаж танка, которым командовал Онуфрий Климентьевич Слободянюк, – был в танковой засаде у дамбы между двумя озерами, где ожидалась колонна немецких танков. Это было на подступах к Сталинграду. Когда появилась колонна вражеских танков, и дав ей возможность полностью заехать на дамбу, танкисты открыли огонь из пушек. Экипаж сержанта Слободянюка подбил первый танк противника в голове колонны, затем подбил танк в хвосте колонны и третий – в ее центре. Движение вражеской колонны танков вперед застопорилось – подбитый танк мешал; развернуться и двигаться в обратном направлении танки то же не могли, ведь мешал подбитый танк в хвосте колонны. На дамбе, среди противника, началось замешательство.
Наши танкисты методично начали расстреливать немецкие танки до тех пор, пока не открыла огонь немецкая артиллерия и не налетели самолеты противника. За эти боевые действия сержант Слободянюк О.К. был награжден орденом Красной Звезды.
В мае 1968 года я впервые сфотографировался в нашем училищном фотоателье в курсантской форме.

http://s7.uploads.ru/t/hTPBj.jpg

В конце мая 1968 года я заболел и меня отправили в инфекционную больницу, где я пролечился полный курс, кажется, 21 день.
Когда был выписан с больницы, полным ходом шла летняя экзаменационная сессия. Я сразу же включился и начал сдавать курсовые экзамены. После экзаменационной сессии на 1-м курсе начиналась войсковая стажировка продолжительностью в один месяц (с 1-го по 30 июля 1968 года), а после войсковой стажировки – месячный отпуск. До выезда на стажировку я не успел сдать два курсовых экзамена. Их предстояло сдавать после отпуска, который мне сократили на пять дней.
Итак, курсантам первого курса предстояло впервые поехать на настоящую государственную границу. Наша учебная группа, во главе с курсовым офицером, вечером, 30 июня 1968 года выехала поездом к месту стажировки на южную границу, в Туркмению. С Алма-Аты до Ашхабада мы ехали двое суток. Спешились в Ашхабаде вечером, еще успели пойти в парк на танцы, а поздно ночью сели на поезд Ташкент – Красноводск и доехали до станции Арман-Сагат. Там нас уже ожидала отрядная автомашина ЗИЛ-130 и на ней, преодолев больше сотни километров, мы доехали до пограничного отряда, штаб которого дислоцировался в п.г.т. Кизыл-Атрек. В пограничном отряде была встреча с командованием пограничного отряда; там до нас довели обстановку на участке границы с Ираном и особенности ее охраны пограничным отрядом.
Прибывших курсантов накормили обедом, а после приема пищи, нас, стажеров, распределили по два человека на каждую пограничную заставу и отправили к местам прохождения стажировки. Меня, вместе с курсантом Левыкиным, направили стажироваться на 8 пограничную заставу на должностях командиров отделений – старших пограничных нарядов. Прибыв на 8-ю пограничную заставу, мы представились начальнику заставы капитану Курило. Он нас, на боевом расчете, представил всему личному составу заставы и объявил на какие отделения мы назначены командирами. Тогда и началась наша войсковая практика на пограничной заставе, где мы руководили закрепленными отделениями; первую неделю мы назначались младшими пограничных нарядов, а затем – старшими.
Жара в июле месяце, в Туркмении, тогда была в самом апогее. Доходило до +45-50 градусов жары в тени.
Теперь о командовании и о самой заставе.
Начальником 8-й пограничной заставы был капитан Курило, его заместителем – младший лейтенант, фамилию позабыл, он был холостяком, и несколько месяцев назад как закончил трех месячные курсы младших лейтенантов. Был он еще молодой, всего 21 год, мой одногодок. Заместителя начальника заставы по политической части в это время не было на заставе – был в отпуске. Капитан Курило этой заставой командовал уже 10 лет. Не позавидовать его жене. Она была одна, единственная женщина, на пограничной заставе. Местных жителей близко не было – до ближайшего кишлака от заставы было 6-7 км.
Сколько сил и мужества надо было иметь этой женщине, чтобы жить в такой безлюдной глуши, терпеть комаров и москитов, жить на заставе, где привозная вода, с мая месяца и до октября терпеть жару.

5

Само здание заставы – это постройка 30-х годов. Рядом (в тридцати-сорока метрах) с заставой располагалось здание, предназначенное для проживания семей офицеров. На территории заставы росло несколько деревьев, которые нужно было не реже одного раза в неделю хорошо заливать водой; по периметру застава была огорожена глиняным дувалом (забором). Во дворе заставы бегали две-три большие свиньи и пять-шесть небольших поросят, в вольерах находились три служебные собаки.

http://s3.uploads.ru/t/1UPVe.jpg

По штату на заставе было где-то человек 45 солдат и сержантов, лошадей на заставе не было. Охраняемый участок заставы был в основном равнинным, почва грунтов на участке заставы – солончаковая. Напротив заставы, на сопредельной территории, дислоцировался иранский погранпост «Инчебурун».
На участке заставы была идеально обработанная КСП (контрольно-следовая полоса), на которой можно было увидеть следы даже птиц.

http://s5.uploads.ru/t/tiR4T.jpg

Хочу обратить внимание на солдат-пограничников, которые имели опыт несения службы на участке заставы, где я стажировался. В ночное время они отличались обостренным слухом и зрением. Как я был, однажды, удивлен, будучи в ночном наряде. Так, пример, я был назначен старшим пограничного наряда «Часовой на участке границы» с 22.00 до 04.00. Под охрану приняли участок государственной границы протяженностью 1,5-2,0 км на направлении вероятного движения нарушителей границы. Сюда входило направление на иранский погранпост «Инчебурун». Я организовал службу таким образом: обход участка с проверкой КСП (контрольно-следовой полосы) под фонарем в одном направлении в течение 30 мин., затем – служба на месте в течение 30 мин. путем наблюдения и прослушивания; после – службы на месте; далее – движение по участку в обратном направлении, службу несли путем прослушивания в движении и т.д. Через два часа мы остановились в центре участка для несения службы путем прослушивания и наблюдения с ПНВ (прибором ночного видения) в 200 м от нашей наблюдательной вышки. Младший наряда, находясь впереди меня на удалении 10-ти-15-ти шагов, подал сигнал – «Внимание!» и залег. Я тоже залег и прислушался – совершенно ничего не слышно, ветра не было. Смотрю: мой младший наряда пополз в сторону вышки; я за ним стал ползти. Так ползли метров 100-150, он остановился и я то же. Только тут я услышал какое-то легкое позвякивание. Оказывается, это шакал вылизывал банку из-под консервов, выкинутой каким-то пограничным нарядом. Мой младший пограничного наряда на таком большом удалении услышал этот звук. Это пример настоящего пограничного профессионального мастерства и бдительности наших солдат-пограничников.
Некоторые начальники застав, во время стажировки, давали курсантам практику в проведении боевого расчета на пограничной заставе.

http://s5.uploads.ru/t/sHNWY.jpg

Условия службы на заставах пограничного отряда Среднеазиатского пограничного округа были тяжелые. На заставе, где я стажировался, пресная вода была привозная, – ее привозила автомашина-водовозка за 60 км от заставы, – всего один раз в неделю. На пограничной заставе был забетонированный колодец, куда сливалась привозная пресная вода. На крышке колодца стояло ведро с цепью, которое опускали и черпали ним воду. Вода шла для приготовления пищи, а в банный день, – наполовину смешанная пресная и соленая вода, – использовалась для помывки личного состава. Однажды я открыл крышку колодца и посмотрел в него, – я там увидел десятка два плавающих жаб-ропух.
Приходил повар заставы, ведром разгонял по сторонам жаб и черпал воду с колодца для приготовления пищи. Воду для питья кипятили с добавлением верблюжьей колючки и, неостывшую, начинали пить. Жарко было на улице и горячую воду приходилось заливать в желудок, поэтому все исходили потом. Верблюжья колючка добавлялась, как средство, не допускающее расстройства живота.
В этот, летний, период донимали на заставе комары и москиты. На службе в нарядах они загрызали пограничников, хоть и мазались они противокомаринной мазью.
Какое же спасение от комаров во время отдыха? В помещении заставы над каждой койкой подвешивался марлевый полог, который крепился к потолку, его концы подсовывались под матрац. Под пологом было душно спать, так как в помещении ночью было +40-45 градусов и никакого дуновения ветра, хотя окна открывались полностью. Когда, во сне, колени и лоб касались марлевого полога, то к утру были искусанные комарами и москитами.
Я эти трудности переносил относительно легко, так как для меня это было уже третье жаркое, азиатское лето. Условия службы на заставе меня не пугали. Я надеялся, что всю офицерскую службу мне не придется служить на заставе, а несколько лет, – можно и потерпеть.
Курсанты-первокурсники, которые только впервые увидели настоящую пограничную заставу, да в таких трудных азиатских условиях, – им было жутко. Поэтому часть курсантов нашей учебной группы была настроена пессимистически, и таким образом, что, после прибытия с отпуска в училище, намеренны были немедленно отчислиться, – что потом и сделали.
За время стажировки я побывал во всех видах пограничных нарядов, которые применялись на данной заставе. Будучи старшим, я организовывал службу пограничных нарядов, – практические занятия в училище этому во многом помогли. Пару раз начальник заставы поручал мне проводить занятия по политической подготовке с личным составом. Я узнавал темы этих занятий и заблаговременно к ним готовился. Конечно, при проведении занятий я чувствовал себя еще не уверенно.
В соответствии с распорядком дня мы с курсантом Левыкиным проводили тренировки на заставе по следопытству, стрелковые тренировки и тренировки по ЗОМП. Оценки за работу по проведению мероприятий на заставе начальник заставы выставлял мне в дневник, в основном, отличные. Поэтому за стажировку на пограничной заставе мне выставили общую оценку «отлично».
После окончания стажировки всех курсантов собрали в пограничном отряде для подведения итогов. Итоги подводил исполняющий обязанности начальника пограничного отряда. На подведении итогов заслушивались мнения и предложения курсантов по улучшению организации стажировки.
Нашей учебной группе пришлось стажироваться на заставах пограничного отряда с самыми неблагоприятными условиями обстановки.
При подведении итогов мне, и некоторым другим курсантам, были вручены грамоты, подписанные начальником пограничного отряда.
Итак, 30 июля 1968 года закончилась учеба на первом курсе проведением войсковой стажировки. Наша учебная группа с пограничного отряда отправилась на автомашине ЗИЛ-130 на станцию Арман-Сагат. Оттуда поездом до п.г.т. Кара-Кала. Курсовой офицер нам заранее забронировал и выкупил билеты на самолет домой. Часть курсантов от Кара-Калы до Ашхабада – летели самолетом АН-2. В Кара-Кале на аэродроме, ожидая своего «кукурузника» (АН-2), курсанты наелись винограда и много пили воды. Сели в АН-2, летели на небольшой высоте, в салоне было жарко и, как началась болтанка, так почти все начали блевать. Глядя на таких курсантов, меня то же тянуло к этому, но я выдержал эти два часа полета.
Я, курсант Демченко и курсант Козаков – от Ашхабада и до Харькова – летели самолетом ТУ-154. В аэропорту г. Ашхабада курсанты нашей группы ожидали своих рейсов; мы, втроем, переждали ночь в аэропорту до утра и, дождавшись своего рейса, улетели на г. Харьков. Через четыре часа, после взлета, приземлились в аэропорту г. Харькова. Где-то через пару часов курсант Козаков первым улетел на «кукурузнике» (АН-2) в г. Николаев. А вскорости и мы с Григорием Демченко вылетели на самолете ЛИ-2 до г. Днепропетровска. Долго не задерживаясь у своих родственников в городе, я поехал в свой, родной, поселок Лиховка, к своим родителям, и был у них уже 1-го августа 1968 года.
Через пару дней к родителям приехал на 20 дней, в отпуск, мой младший брат Иван. Он только в июне месяце 1968 года закончил ГПТУ, приобрел специальность токаря и успел полтора месяца поработать на заводе в г. Днепропетровске. Он не пошел моим путем, – не стал ходить в вечернюю школу во время учебы в ГПТУ, хотя школа находилась в 300 метрах от училища. По рассказам сестры Люды и брата Виктора, Иван, на 2-м году учебы в ГПТУ, связался с хулиганистыми ребятами, стал сам хулиганить. За драки и нарушения внутреннего порядка в общежитии ГПТУ его выселили из общежития. Поэтому он, поочередно, до выпуска с училища проживал то у сестры Люды, то у брата Виктора.
И вот, в августе 1968 года, мы с ним встретились. Ему было 17 лет, а был уже разбалованным малым. Видать, учеба и жизнь в городе для него на пользу не пошли. Всякие мои наставления он игнорировал. Не понимал, что фундамент для жизни закладывается смолоду. О своем будущем он совсем не задумывался.
На нашей улице Степной проживала молодая девица, – Оля Мелащенко, – ей было лет 27 (с 1940 года рождения); Иван, во время отпуска, подружился с ней и по вечерам ходил к ней на свидания. Хотя я ему рекомендовал встречаться с девушкой его годами.
В Лиховке я должен был встретиться с девушкой – Верой Журбой – с которой переписывался в письмах. Она знала, что мой отпуск начинается с 1-го августа и мы должны были встретиться в «центре» поселка возле клуба. Но встречи с ней никакой не было. На второй день я ее увидел в «центре», не далеко от клуба, в сопровождении двух братьев-близнецов. Это были братья Настеки. Тогда я понял, что они ее у меня перехватили. Об этом я и не жалел. Вошел в ее положение. Ведь девушке было уже 20 лет, она думала о своем замужестве. А мне надо было еще три года учиться до своего выпуска с пограничного училища. У меня в уме все было решено, – если жениться, то только после окончания училища.
В первых числах августа 1968 года, будучи в «центре» поселка, возле клуба, я встретил курсанта Николая Полового. Он был двумя годами младше меня, но к тому времени успел закончить 3-й курс Харьковского авиационного училища. Мы подружились и часто проводили время вместе.
Числа 3-го или 4-го августа, находясь в «центре» поселка, шел я по улице центральной не далеко от клуба. Для меня тут было все ново, все необычно, ведь прошло два года, с тех пор, как меня проводили в армию; скошенные пшеничные поля кругом желтели, было жарко, на улицах – пыльно, а в «центре» поселка, – люди пожилые шли мне навстречу, как будто все смотрели на меня, на мою курсантскую форму. На этой улице шли мне навстречу три девушки. Я обратился к ним:
– Здравствуйте!
Они в ответ смеются и отвечают:
– Здравствуй!
– Куда идете, зачем так спешите? – смеясь, спросил я их тогда.
– К подружке, мы сейчас вернемся, – одна ответила из них. Из всех троих одна мне знакомой показалась: была хороша собой, веселая, озорная, сверкали глазки карие, насквозь пронзив меня. Стоял и ожидал я девушек под деревом в тени, все посматривая на аллею, когда же они воротятся. Не знаю сколько тогда времени прошло. И вот, идут красавицы, одна лучше другой. Но я вспоминал девушку, которая знакомой показалась мне.
– Давайте же знакомиться, девушки? Вы видите, кто я? – и первым назвал свое имя.
Назвались мне все три девушки по имени. И тут я вспомнил девушку, которая была на моих проводах в армию. Пошел я рядом с девушкой по имени – Валя. Две остальные девушки пошли себе вперед. Валя как будто подросла, похорошела; тремя годами младше меня она была.
– Так это значит ты – Валя Прядко? А я еле узнал тебя,– с удивлением вымолвил я.
Провожая Валю домой, я выяснил, что она так и не дождалась своего парня с армии. Год назад он демобилизовался. С месяц они встречались, затем он уехал в г. Кривой Рог и устроился работать на завод. Вели переписку; письма начали приходить все реже и реже. А полгода спустя, – он там женился. Вот так и прошла первая любовь.
Дошел я с Валей до переулочка Базарного и до той тропинки, что прямо ко двору ее вела. Договорились о свидании на следующий день – на вечер, на 17.00, возле скамеечки у клуба с западной стороны. Придя домой к родителям, я долго думал о новой встрече, не мог долго уснуть, все думал о будущем свидании.
Пошел я на первое свидание к Вале Прядко; удары моего сердца стучали мне в виски, и кровь по всему телу горячей волною шла по мере приближения к заветному переулку. Я вспоминал, как глазки карие сверкнули на меня и нежностью веселой вселили надежду мне.
Встреча состоялась в назначенный нами час. Сидели мы на скамеечке в тени ели зеленой, ведя веселый разговор. Под вечер жара спала и мы решили пройтись по знакомым аллеям родного поселка. А в 22.00 направились дорожкой до переулочка Базарного, где жила Валя, и там возле тропинки, перед прощанием, я ей свое фото показал. Она попросила оставить ей на память и я ей подарил. Обрадовалась Валя, прижав фото к груди, и всматривалась долго в черты моего лица. Прощаясь после свидания, я ее адрес попросил. Пошла она в свою хату мне адрес написать; через несколько минут она воротилась, – и с адресом я ушел к родителям домой.
На следующий вечер – мы встретились вновь. Пришел я на свидание к переулочку Базарному в условленное место – к трем деревьям у дороги с тропинкой, ведущей к ее хате. Свидание состоялось. Встретившись, долго ходили мы по переулочку Базарному, о многом говорили, весело было нам, гуляли допоздна, – все звездочки считали, а их не перечесть. Запали мне в душу: ее веселый нрав и смеющиеся глаза. До сих пор припоминаю горящую цыганскую хату, мимо которой мы проходили, которая горела в ту ночь. Никто эту хату не тушил, там даже не было людей.
С тех пор пошли свидания у нас по вечерам. Встречаясь с этой девушкой, я много мыслей перебрал, мечтал и даже начал планировать свою будущую жизнь. Я размечтался о том, как мы будем переписываться и ждать долгожданных писем, как будем ожидать наших встреч и свиданий в период моих каникул и отпусков, а после окончания училища я предложу ей свою руку и попрошу обеспечить мой семейный тыл. Также мыслил и думал: «А захочет ли она вот так жить долгое время на заставе, как жена капитана Курило? (На этой заставе я стажировался и приехал оттуда в отпуск). А отпустят ли ее родители в такую даль и глушь?»
Подошло время готовиться к моему отъезду. Я в Днепропетровске заказал себе билеты на самолет на обратный путь до Алма-Аты. Заказ мой был выполнен и я купил билет на самолет, места были указаны на рейс до Москвы и до Алма-Аты. Еще неделя была до отлета, поэтому я вернулся опять в свою Лиховку. Прошли еще несколько свиданий с Валей Прядко и у нас зародилась любовь. Валя обещалась меня ожидать на зимние каникулы. Сама-то она тоже училась в техникуме в г. Днепродзержинске. И вот подошло время моего отъезда, грустно нам было расставаться на такое продолжительное время, но мы тешились надеждой, что оно пролетит быстро, – и мы намеревались сокращать в мыслях эти дни разлуки.
25 августа 1968 года я приехал в аэропорт г. Днепропетровска и оттуда улетел в Москву, в аэропорт Внуково. С Внуково автобусом переехал в Домодедово, подождал там, часов 4-5, своего рейса до Алма-Аты, прошел регистрацию и вылетел с Москвы, а к 10.00 26 августа я был в Алма-Ате.
Приехал раньше всех курсантов, ведь надо было мне сдать два курсовых экзамена. Пошел в тот день на кафедры узнавать, в какие дни мне надобно сдавать свои экзамены. Мне назначили дни и время их сдачи; к 30 августа я рассчитался со своими задолженностями.
К 22.00 30 августа 1968 года прибыли с отпусков все курсанты. 31 августа был день подготовки к учебному процессу. Все учебные группы дивизиона в этот день получали со склада АТВ, в ящиках, свое оружие и снаряжение, в библиотеке – учебную литературу, проводили уборку в своих классах, спальных помещениях. В этот день был доведен приказ начальника пограничного училища о переводе нас на 2-й курс.

6

Итак, с 1-го сентября 1968 года мы стали курсантами 2-го курса.
Первые дни после отпуска были томительны для меня, ведь в голове стремительно пролетали картины отпуска, – встреча с родными, свидания с любимой девушкой. Я вспомнил, что у меня в блокноте записан адрес Вали, и выбравши уединенное местечко в свободное время, я начал ей писать первое письмецо. И я его написал, а на второй день отправил. Текст письма я вспомнил по памяти и привожу его.
«Привет с Алма-Аты!
Со вчерашнего дня я – курсант 2-го курса. Сегодня закончился второй день занятий. Наступил вечер и у меня появилось свободное время. Я сегодня уборщик класса группы. После его уборки, я забился один в своем тихом уголке, никто мне не мешает размышлять, думать и мечтать. У меня в наличии 30 мин и я должен успеть написать тебе первое письмо.
Едучи в дороге к месту учебы и находясь здесь уже двое суток, я вспоминал наши встречи по вечерам, твой ясный и веселый взор постоянно перед моими глазами и особенно памятна мне наша последняя прощальная встреча. Твой вид, твой взор говорили о том, – как будто мы разлучаемся навсегда. Я помню твою прозрачную слезинку, которая скатилась мне на рукав; при виде ее у меня сжалось сердце, но я сдержал себя, чтобы не раскваситься. Да, мы расстались на полгода. И я тебе обещал, что, при появлении в Лиховке, в первых числах февраля 1969, я в первую очередь буду бежать к тебе на встречу. Ты только жди меня! Мы свое расставание на длительное время скрепили нежным поцелуем, который я ощущаю до сих пор и, видать, буду ощущать до нашей следующей встречи. Ты обещала мне отвечать на мои письма. Отправляй мне письма в авиаконвертах: они будут доходить ко мне за три дня. После прибытия сюда, в Алма-Ату, с родных краев я ощущаю угнетение и скуку. Жду письмеца от своей милой – пусть оживит скучающую душу.
Прощаюсь с нежностью и негой в надежде получить скорое письмецо.
Пока, пока, моя надежда и мечта».
Не прошло и трех дней, с тех пор, как я послал первое письмо своей девушке, я тут же написал второе и следом отправил за первым. Вот его содержание даю:
«Привет с Алма-Аты!
Моя ты, нежная подружка! Прошло три дня со времени отправки моего первого письма, и не дождавшись от тебя ответа, я снова взялся за перо. До сих пор не прошло настроение отпускное, и мой мысленный след тянется прямо к переулочку Базарному, где я встретил тебя – девушку своей мечты. Твой веселый взор – стоит мне закрыть глаза – является передо мною. Ты мое будущее счастье, – это ясно, как ясный день: не зря нас провидение свело на перекрестке. Ты только жди меня и я к тебе вернусь, осталось всего полгода до нашей очередной встречи. Ты в моей памяти стоишь в голубом летнем платье. Я жду нашей новой встречи – на каникулах в первой половине февраля. Дни, недели и месяцы пронесутся, как водопад. Надеюсь, что наши каникулы совпадут. И я снова увижу твой ясный и смеющийся взгляд, услышу звук твоего чуткого сердечка. мечтаю уже сейчас о нашей радостной встрече, которая нашу дружбу укрепит на долгие года.
Когда же я дождусь от тебя весточки? Я проверяю, пришедшую почту, каждый день и с нетерпеньем ожидаю письмеца. Когда же я возьму в руки это письмецо, услышу на конверте запах милой? Пока, пока, моя мечта!»
В начале сентября 1968 года посыпались рапорта от некоторых курсантов с просьбой об отчислении, – ведь посмотрели, что представляет собой пограничная застава. Нашлись и в нашей учебной группе ребята, которые испугались трудностей пограничной заставы.
Сначала командование дивизиона и курсовые офицеры проводили, с такими курсантами, разъяснительную работу по их переубеждению; некоторых способных курсантов уговаривали, убеждали потерпеть до 3-го курса, тогда, мол, изменятся отношения к профессии офицера-пограничника. Некоторые курсанты были непреклонны – только отчисляться, считая это своим заблуждением в выборе профессии. Такие курсанты мутили воду в учебных группах, даже предлагали другим сделать то же, что и они. Мешали на самостоятельной подготовке готовиться к занятиям остальным курсантам группы – ведь шумели и занимались одной болтовней. Поэтому, наконец-то, в октябре их отчислили. За 1-й курс обучения в учебном отделе им выдали академические справки.
С нашей учебной группы в это время были отчислены курсанты: Кечин, Михайлов, Барсуков, Козаков, Винклер. Но на гражданку они сразу не уехали, потому что по «Положению о прохождении службы…..», курсанты, отчисленные с училищ, – независимо с какого курса, – должны были отслужить год срочной службы. Поэтому они перешивали курсантские погоны на солдатские, и их отправляли служить в войска, как правило, в Забайкалье, на заставы.
Отчисленных курсантов с нашей учебной группы отправлял на железнодорожный вокзал, на поезд, наш курсовой офицер – к этому времени – старший лейтенант. Помню, как после обеда, он повез пятерых первых отчисленных курсантов на вокзал. Прошло несколько часов и курсовой офицер вернулся с вокзала, но не один, а с отчисленным курсантом Козаковым. Оказывается, Козаков на самом вокзале передумал и вновь согласился учиться. Все курсанты нашей учебной группы были весьма удивлены этому событию и запротестовали: мы не хотели, чтоб Козаков вновь вливался в наш коллектив. Мы видели и слышали, что он о нас говорил, как нас высмеивал, а теперь обратно захотел влиться в нашу учебную группу. Долго пришлось старшему лейтенанту Толстухину Д.Н., уговаривать и убеждать курсантов группы в необходимости принять Козакова в наш коллектив. Курсант Козаков просил прощения у курсантов группы за нанесенные оскорбления. Деваться было некуда – Козакова вновь приняли в свой коллектив.
Учеба на 2-м курсе была самая трудная, ведь в сравнении с другими курсами обучения на этом курсе изучалось наибольшее количество учебных дисциплин.
На 2-м курсе прибавились новые и сложные предметы: марксистско-ленинская философия, автомобильная подготовка, конная подготовка, военно-техническая подготовка, где изучалась боевая и специальная пограничная техника. К тому же продолжительность обучения на целый месяц (июль) больше на этом курсе, – ведь стажировки в войсках в конце 2-го курса по учебному плану не предусматривалось.
Сидя в лекционных залах на лекциях, готовясь к занятиям в классе группы, меня не покидала мысль о девушке любимой. Прошло уж 10 дней, как я отправил ей первое письмо, – ответа еще нет! Я снова шлю свое письмо. Вот вспомнил содержание его:
«Здравствуй, моя ненаглядная лапочка!
Послал тебе я два письма, и не дождавшись ни на одно ответа, решил я снова написать. Душа меня толкает и зовет тебя. Сижу на своих лекциях уже неделю, с трудом я слушаю и воспринимаю учебный материал, – а в мыслях только ты одна. Мне всю неделю видится твой переулочек Базарный, твоя побеленная хатка и на пороге ты стоишь и даришь мне свою улыбку. Готов лететь к тебе на нашу встречу, стать рядом и посмотреть в твои чарующие глазки.
Время поможет мне остыть, стать в состояние покоя и взяться за учебу – ведь учиться осталось мне еще три года. В выходные и по вечерам я буду тешиться тобою, любоваться твоим образом и мечтать о будущих наших встречах. Ты мне будешь силы придавать, помогать преодолевать трудные минуты курсантской учебы. Ведь ты в душе моей, ты всегда со мною, – как две неразлучные судьбы, шагающие по жизни вместе. Надеюсь, мы дождемся мига, когда мы свяжемся в одну судьбу, в одну семью, где будут ты да я, и перед нами будет рай земной. А пока учись, не предавай меня, я – не предам тебя, ведь наши души созданы друг для друга. Я с нетерпением, уж третий раз, буду ждать ответа. Шлю тебе нежный курсантский поцелуй. Пока, пока!»
Мечты о девушках – это хорошо, ведь облегчаются трудности курсантской учебы. А на 2-м курсе физические нагрузки на курсантов сильно возросли.
Помню, каким тяжелым был 30 км пеший переход, совершаемый нашим дивизионом на 2-м курсе. В один из воскресных дней, рано утром, позавтракали и где-то через полчаса командир дивизиона подал команду: «Дивизион, – тревога!» За 10 мин курсанты быстро собрались с вооружением и экипировкой, естественно, с вещевыми мешками и противогазами. Командир дивизиона объявил, что дивизиону предстоит совершить марш в пешем порядке по такому-то маршруту…. Время выхода через 15 мин. Курсовые офицеры осуществили проверку личного состава, его экипировку, подгонку снаряжения и доложили командиру дивизиона о готовности к совершению марша. И, по единому сигналу, наш дивизион в походном порядке, взводными колоннами, двинулся в поход с мерами разведки и охранения.
Проводился пеший марш в начале декабря, лежал везде не большой слой снега. И повели нас командиры колоннами по полевым дорогам через совхоз Горный Гигант, совхоз 2-я Пятилетка и т. д., по долинам и по взгорьям. Через каждый час движения делался 10-ти минутный привал для передышки и перемотки портянок. Шли быстро, давали по 5 км в час. Обошли конечный пункт, и по другой дороге двинулись назад к училищу. Оставалось пройти последний отрезок – 5 км до училища. Сделали последний 10-ти минутный привал, все были уже уставшими. Слева виднелось кладбище, справа – лыжный трамплин.

http://s8.uploads.ru/t/8ITDd.jpg

После привала, перед началом движения, командирами подается команда – «Газы!» Все, как один, одели противогазы. Начали строиться в свои взводные колонны, командиры проверяли – все ли стали в строй. Стоим в стою с Васей Мезенцевым, я посмотрел налево и показываю Васе: кто-то лежит на обочине в противогазе и не думает вставать. Подходим к нему, Вася зажал у него гофрированную трубку противогаза, то есть перекрыл ему кислород, – он моментально снял противогаз.
Кто вы думаете это был? Григорий Демченко – постоянный наш физический слабак! Тогда Вася его спросил:
– Демченко, а ты чего лежишь?
– Я дальше не могу идти, – ответил наш слабак.
Что делать нашей учебной группе с ним? Сначала поочередно вели его под руки, он ногами упирался, не хотел ими передвигать. А потом и вовсе обмяк, и ноги уже волоком тащились по земле. Тут командиры вызвали «таблетку» (санитарный автомобиль с врачом), которая сопровождала наш дивизион и посадили нашего Гришку в машину.
Километра два мы прошли в противогазах, потом поступила команда – «Отбой!», – значит надо снять противогазы. Оставалось до училища идти еще километров три. И тут в строю  нашей учебной группы слышим вопль: «Когда же будет перевал!?» Изнемог еще один курсант и, вместо привала, запросил перевал. Оказывается это наш товарищ – Владимир Снегирев, крепкий товарищ, но изнемогал. Его посадили то же в «таблетку» и повезли таких, человек пять, в санчасть училища.
К обеду прибыл наш дивизион в свое расположение; сложили оружие, снаряжение, привели себя в порядок, – и в столовую на обед. После обеда нам на 2 часа разрешили отдохнуть в постели. Затем нас подняли, приводили мы в порядок свои постели, и тут все увидели как возвращаются из санчасти наши физические слабаки – немощи; все мы, увидев их, подняли смех, они все пришли хмурые, опустили головы, не глядя на товарищей. Вот так прошел наш пеший переход.
От своей девушки, с г. Днепродзержинска, я получил два письма, которые согрели мою душу. Воодушевившись ими, я с полной энергией взялся за учебу. А на 2-м курсе шла напряженная учеба. Я все предметы усваивал на «хорошо» и «отлично», читал художественную литературу; обязательно прочитывал за неделю, в крайнем случае за 10 дней, одну художественную книгу.
Выбрав свободное время, и с нежностью вспомнив свою девушку, которая находится очень далеко, – тогда в голове ярко пробежали картины прошедшего летнего отпуска, нахлынули чувства нежные, – я ухватился за авторучку написать ей письмецо. Привожу его содержание:
«Здравствуй, Валюша, – моя ты очарованная душа! Наступил декабрь. Прошло четыре месяца с тех пор, как встретил я тебя, когда внезапно нас судьба свела. Мне, кажется, что нас она свела надолго, возможно на всю жизнь. Осталось два с половиной месяца до новой нашей встречи. На лекциях, других занятиях, в свободное от занятий время – все мысли о тебе не покидают. Мне все мерещится твой переулочек Базарный, где проходили наши встречи; под лунным светом я видел твою веселую улыбку и искры твоих смеющихся глаз. Держал в своей руке я твою ручку, ощущая ее тепло, а вместе с ней удары твоего сердца, волнения души и вздохи, вздохи от нашей преждевременной разлуки. Я тебя успокаивал, тешил, что мы расстаемся ненадолго. И вот подходит время наших новых встреч; я их ожидаю с терпимостью отважного бойца. Но чувства нежные к тебе, я придержу до нашей встречи и уж тогда я им дам волю. Окутаю любовью милую свою, ее я исцелую. Все чувства, всю любовь, что накопились за полгода я отдам тебе и больше никому. Я вылью, все отдам, чтобы наполнить наш сосуд ожиданий на следующие полгода. И вновь настанет август – час нашей переполненной любви. Мы будем слышать созвучия наших душ, биения сердец тревожных и мысленно прокладывать судьбы нашей дорогу.
Я жив, здоров, учусь прилежно, работая не убавляя сил. С тобой в душе мне так легко, готов бороться я с горами, морозами и холодами, мне трудности военной жизни ни по чем – коль где-то бьется тревожное и милое мне сердечко. Пиши, я жду. Приятен запах мне с конверта милой. Шлю я тебе свой нежный курсантский поцелуй. Пока, пока, моя весна!»
На 2-м курсе уровень профессиональной подготовки был выше по сравнению с 1-м курсом. Ведь в командирском отношении на 2-м курсе нас готовили по различным военным дисциплинам. Так, например, по профессиональной дисциплине – службе и тактике пограничных войск – нас готовили исполнять обязанности начальника пограничной заставы. На занятиях мы действовали в роли начальника пограничной заставы: учились организовывать охрану государственной границы на участке пограничной заставы и руководить службой пограничных нарядов, занимались планированием охраны границы, тренировались в отдаче приказов на охрану государственной границы пограничным нарядам; изучалась тактика использования в охране границы специальной пограничной техники и сигнализационных средств. По другим предметам изучались все виды обеспечения пограничной заставы в процессе ее служебно-боевой деятельности.
Занятия по службе и тактике пограничных войск на 2-м курсе, в конце 3-го семестра, проводились в системе пограничных суток на учебной пограничной заставе полевого учебного центра. Это было интересно. Например, две курсантские учебные группы одновременно выезжали в полевой учебный центр на занятия на несколько дней, где из них, наши преподаватели, создавали заставу штатом 50 чел, – всех курсантов расписывали по штату на соответствующие должности и этот список доводили до всех курсантов учебных групп.
В первый день занятий, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, а курсанты – все как один – в должности начальника 9-й пограничной заставы (участок учебной границы), доводили до курсантов обстановку и приказ на охрану государственной границы начальника пограничного отряда в форме тактического задания. Изучая тактическое задание, мы должны были уяснить задачу на охрану государственной границы, оценить обстановку и принять решение на охрану государственной границы на участке 9-й пограничной заставы (учебная граница). На это мероприятие нам выделяли до 4-х часов времени. После принятия курсантами решения на охрану государственной границы, преподаватели, выступая в должности начальника штаба пограничного отряда, заслушивали принятые курсантами решения, наиболее целесообразное решение – утверждали и его все курсанты принимали за основу. Затем выделялось время 4-6 часов, в ходе которого курсанты должны осуществить планирование охраны границы в соответствии с утвержденным решением (составить план охраны границы, разработать распорядок дня для заставы на сутки и составить расчет сил и средств на случай возникновения обстановки).
В 18.00 преподаватели назначали должностных лиц заставы: начальника 9-й пз, двух заместителей начальника заставы, старшину заставы, командиров отделений, дежурного по заставе и ставили задачу готовиться к проведению боевого расчета на заставе, который начинался в 19.00.
В 18.50 курсант, назначенный дежурным по заставе, выстраивал на строевом плаце личный состав заставы в двух шереножном строю, в головных уборах, без оружия, и докладывал заместителю начальника заставы (курсанту). Ровно в 19.00, назначенный из числа курсантов, начальник 9 пз выходил на строевой плац к личному составу, его встречал и рапортовал ему заместитель начальника 9 пз (тоже курсант).
Начальник 9 пз здоровался с личным составом заставы: «Здравствуйте, товарищи пограничники!» Личный состав отвечал: «Здравия желаем, товарищ курсант!» После этого, начальник заставы подводил итоги службы за прошедшие сутки и, после его команды: «Застава, – смирно! На охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик заступают: с 20.00 – курсанты ……., с 22.30 – курсанты ……., » и т. д., доводил до личного состава: кто и из которого часу заступает на службу. Только после этого, он подавал команду: «Застава, – вольно!»
После боевого расчета на пограничной заставе, ранее назначенный начальник заставы, приступал к руководству пограничной службой. Пограничные наряды, назначаемые из числа курсантов и заступающие на службу с 20.00, готовились к службе – получали оружие, экипировку, подгоняли все на себе. По их готовности к службе, дежурный по заставе заводил их в комнату пограничной службы и докладывал начальнику пограничной заставы (курсанту, исполняющему его обязанности). Начальник заставы, заслушав доклады старших пограничных нарядов, после проверки готовности наряда к службе, – приступал к отдаче приказа на охрану государственной границы СССР. Личный состав заставы (из курсантов), который заступал на службу позже, – действовал по распорядку дня заставы. Преподаватели, через определенное время, производили смену должностных лиц заставы, давая практику управления заставой другим курсантам. Таким образом, две курсантские группы действовали на учебной заставе по охране участка учебной границы в течение 2-3 суток, а потом подобные занятия проводились и на 3-м, и на 4-м курсах.

7

Возвратившись с полевых занятий, я получил из Днепродзержинска письмо, от Вали, которое придало мне настроение и в этот же день, вечерком, я написал ей свой ответ:
«Здравствуй, моя далекая мечта!
Давно прошел отбой и все курсанты спят. А я не сплю; все слышу скрип соседней койки надо мною, – там Сашка-друг ворочается и скрипит. А я не сплю: приятные мысли о тебе я не хочу отгонять. Твое чистое и нетронутое сердце волнует и постоянно занимает меня. Хочу посеять в нем любовь одну на нас двоих.
Мои курсантские мечты о том, что, если мне судьба отдаст тебя, я так буду любить тебя, что и ты полюбишь меня и станем мы благословлять связующие нас узы. Я буду носить тебя на руках, чтобы ты не поранила свои ножки, я буду согревать их своим дыханием. Я прижимал бы тебя к сердцу, ограждая от всех страданий, отдал бы всю свою кровь, чтоб была ты сильная и здорова. И если б ты не могла уснуть, я всю ночь нашептывал бы тебе ласковые слова, улыбался бы, чтобы вселить в тебя бодрость. А когда бы сон сковывал твои нежные веки, я каждый раз закрыл бы их легким прикосновением своих губ и на коленях бодрствовал бы всю ночь, оберегая твой покой, как пограничник в ночном дозоре. Я заставил бы воздух ласкать тебя и напевать тебе золотые сны. Нежно целовал бы я твои каштановые волосы, с восторгом прислушивался бы к трепетному биению твоего чистого сердца, и, проснувшись, ты бы увидела меня у своих ног, оберегающим тебя, как преданный мужчина, готовый ловить твой каждый взгляд, твою первую улыбку, твою первую мысль.
Валя, ты та девушка, о которой я грезил, в тебе я нашел ту чистоту, перед которой всегда преклоняюсь, ты мечта, ободряющая меня, яркая звезда, постоянно указывающая мне путь во тьме и словно говорящая: «Продолжай свой жизненный путь в выбранном направлении, а судьба к тебе будет благосклонна».
Валечка, от рождения ты предназначена мне судьбой; твоя душа была обручена с моей. Осталось дело во времени и оно придет – нам надо немножко подождать. Ждать минимум как два с половиной года. Сомкнутся две тогда души в единую судьбу.
Вот, вот усну, и мне уже слышится – приятный запах твоих волос, и видится твой образ милый; прибереги ты для меня свой поцелуй нежный. В ответ я шлю тебе свой страстный курсантский поцелуй; живу одной надеждой – поскорее встретиться с тобой. Письмо мое летит к тебе вдогонку. Пока, пока, моя душа!»
Овладение новыми знаниями и практическими навыками в училище продолжалось как в ходе теоретических, так и практических занятий в полевых условиях. Командирские навыки мы приобретали на занятиях по общей тактике.
По общевойсковой тактике на 2-м курсе нас готовили, как командиров взводов. На занятиях в полевых условиях, в роли командира взвода, мы учились управлять мотострелковым взводом в наступлении, в обороне, в разведке и сторожевом охранении. В конце отработки каждого вида боевых действий, занятия заканчивались боевой стрельбой взвода со всех видов оружия, и управляли взводом во время боевых стрельб курсанты, назначаемые командирами взводов.
Интересна была дисциплина автомобильная подготовка, которую мы проходили в течение всего 2-го курса. В классах, в теоретическом плане, мы изучали устройство автомобиля, устройство и работу всех систем двигателя; изучали правила дорожного движения, а также занимались практическим вождением автомобиля.
На вождении я учился водить автомобиль ГАЗ-51; инструктором вождения за нашей учебной группой был закреплен сержант сверхсрочной службы Михайлов. Он не давал курсантам заводить машину стартером. Когда приходил курсант на вождение, сержант Михайлов вручал ему заводную рукоятку и приходилось ее курсанту долго крутить; крутить до тех пор, пака не заводилась автомашина. Крутить было тяжеловато, приходилось немного попотеть. Где-то в мае месяце представители ГАИ принимали у нас экзамены по правилам дорожного движения и само вождение. В результате чего мы получили права на право управления автомобилем и свидетельство о прохождении обучения автоделу.
Что касается конной подготовки, она была у нас в течение всего 2-го курса. На территории училища была конюшня с лошадьми и манеж для выездки лошадей. В сентябре 1968 года за каждым курсантом была закреплена лошадь. За мной так же был закреплен конь по кличке «Динамит». В дивизионе было восемь учебных групп, поэтому каждой учебной группе, по одному месяцу в течение учебного года, пришлось заниматься уходом за лошадьми. В тот месяц – когда уходом за лошадьми занималась наша, 7-я, учебная группа, – каждое утро, вместо физзарядки, мы бегали в конюшню и занимались уборкой в конюшне, каждый возле своей лошади, и  чисткой лошадей.
Занятия по конной подготовке проводились с нами два раза в неделю. Первое, чему мы научились, – так это одевание уздечки и седлание лошадей, подтягивание подпруг и правильное выставление стремян. В дальнейшем, – посадка и сидение на лошади, управление лошадью; затем, в ходе занятий, практически проходили различные виды аллюров. Тяжела была езда учебной рысью, а еще хуже, – учебной рысью, когда преподаватель командовал, – «Бросить стремя!». После таких занятий мягкие места курсантов становились красными, а иногда, – и стертыми.
Припоминаю, как на занятиях по конной подготовке, когда наша учебная группа прибыла на занятия, преподаватель конной подготовки, майор Максимов, скомандовал: «Заседлать лошадей!» и указал время и место, куда выводить оседланных лошадей. Через минут 10 все курсанты группы вывели оседланных лошадей на манеж и выстроились, а один – курсант Федоров – так и не появлялся в строю. Его не стал преподаватель ожидать, – занятие началось. Прошел целый час занятий и только тогда появился с своей лошадью курсант Федоров. Как только мы его увидели, так со смеху чуть не попадали. Оказалось, он вывел свою лошадь на манеж с седлом, висящим у нее на животе. Преподаватель к курсанту Федорову:
– Товарищ курсант, в чем дело?
– Лошадь никак не дается себя оседлать, – отвечал курсант Федоров.
С помощью товарища ему удалось правильно закрепить седло на его лошади. Вот этот курсант и ездил учебной рысью, без стремян, до конца занятий. Учеба по конной подготовке закончилась в конце 2-го курса выездом на лошадях в поле, за пределы училища, на целых 6 часов. Так что мы научились ухаживать и управлять лошадьми в процессе езды и рысью, и галопом, а также преодолевать невысокие препятствия.
В начале обучения на 2-м курсе (в сентябре 1968 года) все курсанты нашей учебной группы сбросились и купили себе проигрыватель, который установили в своем классе, и как только начинался перерыв между парами занятий, так сразу в классе гремела музыка. Наиболее популярными песнями в ту пору были песни в исполнении Валерия Ободзинского и Муслима Магомаева и других певцов. Как только появлялись новые пластинки с песнями этих певцов, так мы сразу же их покупали и прослушивали. Замполит дивизиона был недоволен и говорил, что нечего нам слушать заунывные песни этих певцов. Но мы продолжали слушать на перерывах, убавив громкость проигрывателя.
В сентябре 1968 года, все желающие курсанты нашего дивизиона, записались в кружок бальных танцев, в том числе записался и я. Занятия проводились один раз в неделю, в зале клуба, после самостоятельной подготовки. Занятия с нами проводила культпросвет работник клуба Морозова Е.В. Учились мы танцевать вальсы и другие современные танцы. Эти уроки нам помогли уверенно танцевать на вечерах отдыха с приглашенными девушками. Я ходил на уроки бальных танцев в течение нескольких месяцев.
Обучаясь на 2-м курсе, мне пришлось осадить одного строптивого курсанта. А было так. В нашей группе учился курсант Козаков, который до поступления в пограничное училище занимался боксом и имел 1-й разряд. Он начал обучать боксу своего товарища – Васю Мезенцева. Каждый вечер они ходили в спортзал. Через полгода друг курсанта Мезенцева, Владимир Козаков, (перворазрядник) начал хвастать, что Вася уже работает по 2-му разряду. После этого Вася начал то одному, то другому, то третьему курсантам группы предлагать поединок, но все отказывались. Дошла очередь и до меня. Я, конечно, дорожил учебой в пограничном училище. Иначе, если что – командиры могли принять это за драку и ожидалось бы отчисление. Поэтому я тоже отказывался. Но они начинали насмехаться и хвастаться, мол: «Вася, ты как дашь, то он сразу окажется на пятой точке». Тут я уже не выдержал и взял, мне кинутые, перчатки; пошли мы в подвальное помещение. В течение 10-ти минут я с ним боксировал. За это время он меня ни разу не попал. Зато я его раза три попал в челюсть, а четвертый мой удар закончил схватку, – я его так врезал, что с носа ручьем потекла красная струя. Тут же он сбросил перчатки на землю и сказал: «Хватит! – твоя взяла» После этого, до конца обучения в училище, мне больше никто не предлагал боксировать. Следует добавить, что после этого поединка, Вася Мезенцев начал меня побаиваться: стоило мне поднять сжатый кулак перед ним, так он съеживался и пригибался. Вот так я его проучил. Ведь я был не с простачков. Я прошел ГПТУ, а там, иногда, я попадал в жесткие стычки, еще там пришлось приобрести терпение и решительность. И я Васю Мезенцева в боксировании превзошел по всем статьям.
Пришлось мне, однажды, боксировать и с Лешей Кощеевым. Нас подзадоривали остальные курсанты группы. Я Лешу постукивал потихоньку, он защищался и все прицеливался. Долго мы так прыгали по учебному классу, и я потерял бдительность, а Леша все прицеливался и внезапно врезал меня выше носа, врезал сильно, что в глазах засверкали огоньки. После этого мы прекратили схватку.
К началу обучения на 2-м курсе в нашей учебной группе сформировались свои микро коллективы, – создались группки по интересам. На формирование этих микро коллективов влияло и возрастное расслоение. В нашей учебной группе было шесть человек с 1947 года рождения, вот мы и сгруппировались в одну подгруппу. И остальные курсанты то же, где-то по пять-шесть человек, сгруппировались. Что касается учебы, – помогали друг другу, оказывали взаимопомощь на марш-бросках; кто что-то покупал с еды в буфете, то и делились в своих группках. Также группировались и ходили в увольнения в город по своим интересам. Я часто ходил в увольнения, особенно на 1-м и 2-м курсах, со своим одногодком с нашей учебной группы – Сашей Слугиным. Но у меня были товарищи и в других учебных группах. К примеру, я сдружился с некоторыми курсантами из 4-й учебной группы, будучи с ними в суточных нарядах: Валерием Рокочим, Лешей Настенко и с ребятами других учебных групп.
http://s4.uploads.ru/t/YUJ1Z.jpg

Вот такие они на фото: все молодые, стройные и симпатичные, особенно, слева стоящий, Валера Рокочий и рядом с ним – Юра Каменев.
С Валерой Рокочим мы были как бы, как земляки, – он с г. Изюма, я с г. Днепропетровска; он был толковый и рассудительный курсант, хороший товарищ. Бывало, в свободное время или в выходные дни, мы часто уединялись, делились своими мыслями и проблемами, отношением к учебе и к своим командирам. Он всегда давал дельные советы, как поступить в той или иной ситуации. Обучаясь на 2-м курсе, мы несколько раз вместе бывали в городе в увольнении. Ходили в парк им. М. Горького; там отдыхали, качались на качелях; покупали и ели шашлыки на шампурах. На 3-м курсе каждый из нас познакомился с девушкой и в увольнениях каждый проводил время порознь. До самого выпуска с пограничного училища он встречался с девушкой, которая училась в консерватории на пианиста. Однажды, при разговоре, обучаясь на 4-м курсе, я ему сказал: «Валера, эта девушка с тобой ехать на заставу не согласится, ведь она не захочет везти туда свое пианино…». В ответ он только улыбался и говорил: «А куда она денется!»
Во время учебы в пограничном училище проводились различные идеологические кампании. Вот одна из них. В журнале «Пограничник», в январском или в февральском номере 1969 года, было напечатано письмо лейтенанта Можара, где он жаловался на условия службы на пограничной заставе. И заключал, что эта служба не для него, а только для бездарных фанатиков и тому подобное. Тогда пошла в курсантских дивизионах на партийных и комсомольских собраниях кампания по критике и шельмованию этого лейтенанта, его слабоволия и слюнтяйства. А в нашем дивизионе, на 2-м курсе, в это время учился его младший брат, который то же выступал с осуждением действий своего старшего брата. Но, в начале или в конце 3-го курса, он был отчислен из училища, кажется, по собственному желанию, – наверно обладал таким же нестойким характером, как и его брат, боялся трудностей и отдаленности застав от цивилизации городов.
В эти годы была напряженная обстановка на границе с Китаем. Китайские маоисты постоянно проводили провокации на границе. Трудно приходилось служить пограничникам на советско-китайской границе. Они ежедневно занимались выдворением с нашей территории, сначала, зашедших групп гражданского населения. Пограничники застав, взявшись за руки, сдерживали натиск и не допускали продвижения этих групп вглубь охраняемых участков. С каждой новой провокацией на границе, действовать приходилось все труднее и труднее. Так как провокаторы, из числа гражданских лиц, начали вооружаться палками, прутьями и другими предметами и наносили пограничникам существенные травмы. Затем среди провокаторов, в толпе, начали появляться переодетые китайские военнослужащие со спрятанными автоматами, и дело начало доходить до рукопашных схваток. В ходе выдворения китайцев, пограничники получали удары палками по голове, по спине, а от китайских военнослужащих, – удары автоматных прикладов. Так что с каждым месяцем обстановка на государственной границе все больше и больше накалялась – все шло к тому, что скоро может быть применено огнестрельное оружие. Это время уже было не за горами, когда советско-китайская граница станет кровоточащей раной.
Чтобы побыстрее укрепить советско-китайскую границу офицерскими кадрами, в соответствии с решением Командования Пограничных войск, шла форсированная подготовка к ускоренному выпуску курсантов 4-го курса, – выпуск молодых офицеров намечалось провести в конце февраля 1969 года, что в последующем и было осуществлено.
А на нашем, 2-м, курсе подходил к концу 3-й семестр, шла зимняя экзаменационная сессия. Курсанты сдавали за семестр экзамен по высшей математике, я его сдал на «хорошо», затем зачет по военной педагогике, я его то же сдал на «хорошо». Контрольно-проверочное занятие по физической подготовке, – я сдал его на «отлично». Таким образом, я себе поездку на зимние каникулы обеспечил. Под впечатлением ожидаемой встречи со своей девушкой в Лиховке, я стал писать ей письмо. Вот его содержание:
«Здравствуй, мое сокровище земное!
Сижу вдали, скучаю по тебе. По вечерам я нахожу тихое уединенное местечко и начинаю считать дни. Осталось 10 дней до нашей скорой встречи; я утомился ждать, когда же я увижу твой чарующий взгляд, приятную улыбку и услышу завораживающий голосок?
Сегодня сидел на лекции, а думы о тебе. Стоит мне закрыть глаза и перед моим взором возникаешь ты. Ты пробуждаешь во мне не остывшие чувства и восторги, полученные на переулочке Базарном. Как вспомню твой чарующий взгляд и голос, – они воспламеняют мою кровь, а твои пылкие слова до сих пор завораживают мою душу. Я часто мечтаю о нашем блаженном мгновении, когда мы полностью отдадимся этому сладостному ощущению.
Милая, кто может отнять у меня тебя, – мое сокровище? Вот с этих наших юных лет: ты моя возлюбленная, моя подруга, моя чарующая девушка, мечта всей моей жизни.
Не могу никак дождаться того часа, когда вновь нахлынут наши любовные чувства и радости нашей встречи.
Как вспомню наши поздние вечера свиданий, наши встречи и клятвы верности, исходящие из наших влюбленных уст, так меня переполняет возбуждающее волнение предстоящей нашей встречи.
Валя, ведь наша с тобою любовь – это искусство, которое украсит нашу совместную жизнь. До этого часа еще далеко, я успею окутать тебя чувствами нежными, словами ласковыми, радужными надеждами. Посредством наших душ мы научимся понимать друг друга на большом расстоянии. Каждый наш взгляд, каждая улыбка и каждый жест будут нам понятны без слов. Мы будем мыслить, будем любить и наслаждаться, как одна душа. А пока, лапочка, не будем торопить время, – ведь в продолжительных разлуках испытываются наши чувства, крепнет любовь, пусть наша общая судьба немного подождет.
Вот таковы мои курсантские мечты.
А как же ты? Не охладилось твое сердце? Случайно не завелся в нем чужой мужской дух? Как твоя учеба?
Ну что же, пора поставить точку. Как и в последних письмах, я шлю тебе свой страстный курсантский поцелуй; живу одним желанием – поскорее встретиться с тобою, когда же ты порхнешь в объятия мои. Пока, пока!»
Прошла неделя быстро, все собрались домой на зимние каникулы, в том числе собрался и я.
Зачеты и экзамены в период зимней сессии я сдал в основном на «хорошо» и «отлично».
Перед окончанием зимней экзаменационной сессии надо было приобрести билет на самолет. На билет я деньги собрал. Особенность заключалась в том, что на каникулы нас отправляли не с 1-го февраля, а с 25 февраля 1969 года, но, конечно же, на две недели. Билеты на самолет взяли заблаговременно. До г. Днепропетровска я должен был лететь вместе с Григорием Демченко, а до Москвы на одном рейсе с нами летел еще и курсант Стариковский, – его родители жили в г. Запорожье.
Я, перед каникулами, написал письмо девушке, Мосулезной Лиде – студентке Днепропетровского технологичного техникума, с которой познакомился осенью 1965 года в Лиховке, что если она хочет со мною встретиться, то пусть приедет в аэропорт в г. Днепропетровске и мы там встретимся. В ответном письме она писала, что будет в белой шапочке, чтоб мне ее было легче узнать.
Итак, мы прилетели в Москву на ИЛ-18, сели в аэропорту Домодедово, переехали автобусом в аэропорт Внуково и начали узнавать про рейсы до г. Днепропетровска. Ждали час, ждали второй, – должна быть регистрация на рейс по расписанию, а ее даже не объявляли. В справочном бюро начали узнавать, что за причина, что нет регистрации на днепропетровские рейсы. Оказалось, что в то время была сильная пыльная буря по Украине и авиарейсы были на некоторое время отложены.
Сколько придется ожидать, пока прекратится пыльная буря и когда полетят самолеты? Что нам оставалось делать? Ожидать? Каникулы-то по продолжительности не большие, домой охота поскорее. Подумали, посоветовались и решили: сдать билеты и быстро ехать на Курский железнодорожный вокзал в Москве. Билеты в кассах сдали на авиарейс и автобусом поехали на железнодорожный вокзал. Приехали; наступал вечер, уже стемнело. Посмотрели расписание: на Днепропетровск – больше часа, как поезд ушел. Ближайший поезд отправлялся на Харьков, оставалось до отправления полчаса, в 17.15; все, втроем, взяли билеты на него, – и бегом на посадку; успели.
Ехали до г. Харькова часов 17-18 и где-то в часов 13.00-14.00 второго дня были на железнодорожном вокзале Харькова. Вскорости, в этот же день, шел проходящий поезд до г. Днепропетровска. Так что вечером мы уже были на железнодорожном вокзале г. Днепропетровска.
После каникул мне Мосулезная Лида писала, что я обманул ее, ведь в назначенный день не прилетел, а она меня ждала. Видать не сообразила обратиться в справочное бюро и узнать на счет авиационных рейсов с Москвы. Я потом писал, что была пыльная буря и рейсы откладывались, что мне пришлось добираться поездом с Москвы. Так что наша встреча не состоялась, и потом наша переписка прекратилась.
Погостил я пару дней в г. Днепропетровске, там я встретился с братом Иваном, переночевал в его общежитии, побывал у сестры Люды и у брата Виктора, затем уехал в Лиховку к своим родителям; как раз была суббота.

8

В ту субботу я никак не мог дождаться вечера, так как предстояла моя долгожданная встреча с Валей Прядко. У нас каникулы, оказывается, не совпали: у нее были каникулы в январе. Я ожидал ее прибытия в этот день, в субботу, под самый вечер.
Наступил вечер, и я на свидание побежал, к знакомому переулочку, на другой край села. В тот холодный февральский вечер встреча была горяча. На второй день, в воскресенье, – опять наше свидание. В понедельник, рано утром, Валя уехала в г. Днепродзержинск, в техникум на занятия. Я с трепетом ожидал очередной субботы, ожидал новой встречи.
На переулочке Базарном прошли две наши встречи, свидания были пылкими, незабываемыми, почти до утра мы звездочки считали, – словно вели счет дней нашей разлуки до очередной нашей встречи. Да, мало тогда у нас было встреч – всего состоялось четыре свидания. Предвидя долгую разлуку, опять капали на мой рукав прозрачные слезинки Вали. Я ее успокаивал как мог, но и самому было грустно, сжималось сердце при виде такой сцены. Дальше не буду описывать подробности наших переживаний, но мы друг другу клятву верности давали. На этом и расстались мы до очередного августа.
С моими родителями в то время жила только одна сестра Валя, она ходила в 10-й класс.
Приближалось тогда 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, мы с Валей написали стихотворение и она его отослала в областную газету «Зоря». Какие результаты получились из этой нашей затеи, – я не знаю.
Заканчивались мои зимние каникулы, и я с Лиховки приехал в г. Днепропетровск. Как сейчас помню, приехал к сестре Люде 2-го марта 1969 года, а ее муж, Анатолий, мне говорит:
– Коля, ты не слышал, что на о. Даманском идут бои, – сегодня китайцы напали на нашу территорию.
– Нет, – говорил я удивленно, – не слышал.
Оказывается, когда я был на каникулах, на границе обострение отношений между нашими странами дошло до вооруженного вторжения китайских военнослужащих на советскую территорию. В результате этой широкомасштабной вооруженной провокации китайцев, было больше 60-ти убитых советских пограничников и много раненых. Был в упор расстрелян с группой пограничников сам начальник заставы «Нижне-Михайловка» Иманского пограничного отряда старший лейтенант Стрельников. Ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На этой заставе прославился младший сержант Бабанский, – ему то же было присвоено звание Героя Советского Союза. Проявил смелость и мужество начальник соседней пограничной заставы старший лейтенант Бубенин, который с резервом своей заставы вовремя прибыл на помощь заставе старшего лейтенанта Стрельникова. Ему так же было присвоено звание Героя Советского Союза.
По прибытию в пограничное училище курсанты нашего дивизиона были возмущены действиями китайских провокаторов и все, как один, подали рапорта с просьбой об отправке на границу в район вооруженных провокаций. Но командование училища поблагодарило всех курсантов за патриотический порыв и сказало, что там обойдутся без нас, а наша задача на данный час, – учиться настоящим образом.
С 10 марта 1969 года началась учеба в 4-м семестре.
Все курсанты нашего дивизиона продолжали напряженно учиться, хотя оставались и нерадивые курсанты, которые до того времени еще не определились точно в выборе профессии офицера-пограничника.
Опять же, после возвращения с каникул, какое-то время тянулся след ежедневных воспоминаний по родным местам, свиданий на переулочке Базарном. Написал письма я своим родным и конечно же девушке, которая осталась далеко.
Как сегодня, помню письмо девушке после зимних каникул 1969 года:
«Здравствуй, мое далекое счастье!
Сейчас конец марта 1969. Только что прошел отбой; все уже спят, а я в эти сутки на службе, оберегаю покой и сон своих сокурсников. Мой напарник стоит у тумбочки с телефоном, я, убравши «Ленинскую комнату», присел отдохнуть, закрыл на секунду глаза – и вижу образ своей милой, который позвал меня к столу. Не утерпел и сел писать письмо, решил черкнуть тебе короткое письмецо. Ведь время у меня еще имеется – напарника меняю через полчаса.
Вот и закончились, милая моя, мои каникулы зимой. Я каждый день нахожусь под впечатлением наших встреч, таинственных свиданий. Я огорчаюсь, что так быстро нам пришлось расстаться. Как мало мне пришлось счастье подержать в своих объятиях. Я желал, чтобы этим минутам не было конца.
Я заворожен своим счастьем. У меня до сих пор закипает кровь при воспоминании о том, как я склонялся над тобою и мои волосы касались твоих, страстная нега разливалась по всему телу, и я понимал, что ты мое земное притяжение, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве. Я осознавал и видел, в перспективе, свою верную спутницу жизни, способную озарить мой путь в предстоящей офицерской службе и посвящать меня в радости семейного уюта.
Я сейчас думаю над тем, как удержать счастье в собственных руках. Я нахожусь в восторге, в опьянении любви от наших недавних встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.
Милая, в таинственной шкатулочке надежно охраняется пучок твоих волос, в минуты трудные я ободряюсь, услышав их ароматный запах; во мне твоя душа, твой дух – он придает мне сил и бодрости и озаряет верный путь.
Моя ты прелесть, моя мечта! Сердце волнуется, кровь закипает в венах, душа излучает весь невидимый спектр эмоций. Надеюсь, милая, ты в этот час спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время курсантской побывки на малой родине моей.
Вот и вышел мой час, пора заступать на свой пост, настал час обеспечить покой тех, кто спит. Вместе с тем, беру на себя обязанность – обеспечить душевный покой своей далекой милой.
Разреши послать тебе свой страстный курсантский поцелуй.
До нашей долгожданной встречи, милая моя!
Ставлю точку на этом.
Пока, пока!»
Некоторые курсанты на 2-м курсе начали жениться. В нашей учебной группе, первым из всех, женился курсант Ященко Николай еще в конце 1-го курса, а на 2-м курсе – развелся. Вторым женился, на 2-м курсе, курсант Букий Александр.
Приближалось окончание 4-го семестра, мы летом проживали больше месяца в ПУЦ, в палатках, там же проводились с нами все занятия. Помнятся интересные комплексные занятия, когда по общей тактике отрабатывалась тема: «Взвод в поиске». В ходе этого занятия по общей тактике мы задерживали пленного; после этого задержания начинался урок английского языка на тему «Допрос пленного». Подключался наш преподаватель английского языка Бузунова Л.М. и начинала с нами занятие где-то в поле, в посадке и заканчивала в летнем классе. В поле привозились на автомашине стол, стулья и начиналось занятие с допроса пленного. Начинался допрос с вопроса по-английски (я лучше напишу русскими буквами):
– Ху а ю? (Кто вы?)
После ответа задавался второй вопрос:
– Вот ленгвич ду ю вент ту спик? (На каком языке будете говорить?
И так далее. Комплексное занятие было интересным, поэтому и запомнилось надолго.
В то время 1-й и 3-й курсы, после летней сессии, готовились на войсковую стажировку на пограничные заставы (июль месяц). Наш, 2-й курс, продолжал учебу в училище. В июле месяце на нашем курсе началась летняя экзаменационная сессия. Все курсовые экзамены и зачеты я сдал на «хорошо» и «отлично».
Я готовился лететь самолетом к своим родителям. Нас отпустили вечером 30 июля 1969 года.
2-го августа 1969 года я был уже в Лиховке у своих родителей.
А вечером я отправился на переулочек Базарный, конечно, к Вале, – при такой долгой разлуке наши души заждались. Я вспоминаю эту романтическую встречу. Какое было ясное небо с целыми мириадами звезд. Каждый вечер, при расставании, мы долго смотрели друг другу в глаза при лунном небе и не могли никак расстаться. Обещали друг другу писать почаще письма. В последний вечер нашего свидания я до сих пор помню, как мы расставались, и помню ее платье голубое, которое до сих пор голубит мне глаза. Во время отпуска я познакомил Валю со своими родителями, она им понравилась. А что отцу моему? – лишь бы борщ варить умела.
Моя младшая сестра Валя в этот год закончила 10 классов и поехала в г. Днепропетровск поступать учиться на водителя троллейбуса. В это время наша мама сильно горевала из-за моего младшего брата Ивана. Часто переживала, ночами не спала и у нее поднялось высокое давление, которое не прекращалось до конца ее жизни. В то время, в августе 1969 года, брат Иван находился под следствием. Оказывается, он хулиганил; с такими же ребятами, как он, занимался по вечерам в парках хулиганством и мародерством. Поэтому ему грозило до 5 лет быть в заключении. В августе 1969 года, числа 10-го, мне с мамой пришлось посетить следователя, который вел его дело и он нам все объяснил, что светит нашему Ивану. Мне пришлось все время успокаивать маму, чаще быть с ней.
В августе 1969 на советско-китайской границе было не спокойно. 13-го августа китайскими провокаторами вновь была совершена вооруженная провокация с вторжением на советскую территорию войсковых подразделений в районе оз. Жаланашколь (территория Казахстана). Опять там были жертвы среди советских пограничников, но провокация успешно была пресечена, – вся вторгшаяся вооруженная группа была советскими пограничниками окружена и уничтожена полностью.
После окончания отпуска я с аэропорта г. Днепропетровска, таким же порядком, как и ранее, улетел в г. Алма-Ату для продолжения учебы. 30 августа 1969 года я был уже в Алма-Ате в Высшем пограничном командном училище. На второй день всем курсантам училища был зачитан приказ начальника пограничного училища о переводе курсантов на 3-й курс обучения.
Итак, с 1-го сентября 1969 года мы стали курсантами 3-го курса.
Прошло несколько дней учебы и я вечерком пишу письмо своей девушке милой. Так как все наши августовские встречи в моей голове были свежи и ярки. Эмоции в душе яркими красками еще витали от тех свиданий, обещаний, клятв. И я вечерком сел писать письмо девушке своей мечты; вот содержание его:
«Здравствуй, мой самый дорогой бриллиантик!
Вот прошел август 1969. Третий день я уже на занятиях. Я стал курсантом 3-го курса. Первые дни, милая, после приезда, я нахожусь во сне. И пробудиться не могу, – таков приятный сон. Короче, мне не хочется просыпаться. А этот сон – наш август, проведенный вместе.
Я вспоминаю нашу встречу, когда в послеобеденное время, сойдя с автобуса, я полетел ветром по знакомой дорожке на переулочек Базарный. Стоя среди деревьев, я с трепетным сердцем ожидал, когда же на пороге покажешься и выглянешь меня ты, мой дорогой цветочек, моя чародейка! Правда, я долго ожидал, и вот, наконец, явилась на пороге ты – моя сияющая «Венера». Я обомлел, остолбенел, но мое сердце меня в чувство привело, участив биение втройне. Мы бросились навстречу и наши объятия соединились, уста сомкнулись в томном поцелуе. И тут ты спохватилась, сказав: «хватит, соседи в окна видят!»
Обняв тебя, я слышал учащенный бой сердца твоего, волнения груди, в глазах увидел целую радугу искр. Значит ты меня ждала, в своей душе меня ты сохранила.
Встречались каждый вечер, все околицы мы успевали обойти, при расставании мы каждый вечер клятву верности давали. Держа тебя в объятиях своих, я осыпал тебя ураганом поцелуев, – никак мы расставаться не могли.
А помнишь, в середине августа, я тебя привел на хутор свой, на улицу Степную, в хату под номером 11? Я тебе тогда сказал: «здесь я родился, вырос, здесь прошло мое детство и школьные годы….»
Там познакомил я тебя с родителями моими; нас пригласили за стол и суровый мой отец тогда тебя спросил: «А борщ готовить ты умеешь?» Ты ответила: «Да, умею!». – «Ну, тогда будешь хорошей невесткой», – так сказал отец. У родителей тогда были гости-соседи: Кротенко Нестор (двоюродный дядя мой) со своей женой, тетей Дашей.
Сели все за стол, по рюмочке выпили, и тут в веселом настрое расхрабрился мой отец. И выпалил перед всеми в хате: «Невестка наша борщ варить умеет, так пусть, пока Коля в отпуске, идут в ЗАГС и распишутся!»
Ты засмущалась, я отцу ответил, что еще рано, с годик надо подождать. Моей девушке тоже еще год учиться надо; я полпути к офицерству уже прошел, но еще – не офицер. А через год выйду на финиш, и тогда будет пора.
Милая, когда придет эта пора? Когда соединятся вместе наша любовь, наши сердца, две души в одну душу, а две судьбы в одну судьбу? Дождусь ли я, когда ты каждое утро будешь провожать и каждый вечер меня встречать с улыбкой ясной, горящими глазами и с нежным поцелуем.
Теперь же жди меня вдали, жди моих писем, да без задержки отвечай! Я буду вспоминать наши встречи, твой ясный взгляд и звуки сердца твоего. Ведь наши встречи повторятся в морозном зимнем феврале.
В своем письме я посылаю частицу сердца своего, да бесконечное множество горячих поцелуев. Пока, пока, мой сверкающий бриллиантик!»
Что же было примечательным на 3-м курсе?
Ведь по времени все мы проучились половину от общего строка обучения. На 3-м курсе мы повзрослели, возмужали и изменились. Стали более принципиальнее и требовательнее к себе и друг к другу. По серьезному стали относиться к учебе, к становлению личности офицера-пограничника. Именно на 3-м курсе происходила психологическая ломка, ломка характера и изменялось само поведение курсанта, – я это наблюдал на курсантах нашей учебной группы и чувствовал это по себе. Ломка такая шла, что приходило в голову намерение об отчислении с училища. И многие отчислились. В нашей учебной группе, на 3-м курсе, отчислилось несколько курсантов и к концу курса обучения осталось в группе всего 20 человек, а когда-то в начале 1-го курса было 32.
На счет зрелости и принципиальности приведу пример. В нашей учебной группе учился курсант Стариковский Николай, который к 3-му курсу еще не созрел и учился, – как бы плыл по течению. По его мнению было у него такое суждение: «Закончу учебу в училище – хорошо, а отчислят, – не велика беда». Учебой в училище он не дорожил. Иногда, по вечерам, он, преодолевая забор, бегал в самоволку к девушке. Курсовой офицер и командование дивизиона об этом не знали.
И вот, однажды, в нашей учебной группе проходило комсомольское собрание, на котором присутствовал курсовой офицер старший лейтенант Толстухин Д.Н. На этом собрании обсуждались вопросы успеваемости и дисциплины курсантов. Так на этом собрании выступил курсант группы, Бугаев Александр, и он в своем выступлении прямо сказал: «Мы говорим о дисциплине курсантов, а вот вчера вечером комсомолец Стариковский ходил в самоволку, – и это допускает будущий офицер». Курсант Стариковский этого не ожидал, что могут его так выдать сокурсники, и в дальнейшем прекратил свободно об этом открываться.
После выпуска с училища я попал служить с лейтенантом Стариковским в один пограничный отряд. Служил он неважно, часто имел взыскания, дослужился до старшего лейтенанта и его уволили.
На 3-м курсе отношение к курсантам со стороны командования дивизиона и курсовых офицеров изменилось: не прощались курсантам мельчайшие нарушения по службе и дисциплине, повысилась, с их стороны, требовательность к курсантам и в отношении учебы; за мельчайшие нарушения сыпались взыскания; за мелкие нарушения и плохую учебу – лишали увольнений.
На 3-м курсе наиболее зрелых, требовательных и отлично успевающих курсантов начали принимать в ряды КПСС; в учебных группах начали создаваться партийные группы, а в дивизионе, – бюро парткома во главе с секретарем.
Учеба на нашем курсе шла по учебному плану. С некоторыми дисциплинами, по окончанию 2-го курса, мы распрощались; на 3-м курсе добавились некоторые новые дисциплины, такие как: политическая экономия, партийно-политическая работа и новые военные дисциплины. Целый год шло изучение дисциплины политическая экономия. Проводились лекции, семинары, самостоятельная работа.
Все курсанты удивлялись тому, как великолепно читал лекции по политической экономии подполковник Мачульский. После звонка на занятия, он поднимался на трибуну в лекционном зале и начинал проводить лекцию, не раскрывая даже своего конспекта. Объяснял все четко, доступно, логически последовательно, давая теоретические обоснования того или иного положения учебного материала. Помнил он все учебные вопросы и учебный материал наизусть. Заканчивал изложение учебного материала лекции – и тут, точь-в-точь, звенел звонок об окончании пары занятий. Все удивлялись его точности.
Стали нам, в начале 3-го курса, преподавать важную дисциплину – партийно-политическую работу (ППР). Много было лекций, семинаров и практических занятий. Важна эта дисциплина своим содержанием. Нашим преподавателем по этой дисциплине был подполковник Щурихин. Всем курсантам нравилось его преподавание. Это был профессионал своего дела, его занятия были проникнуты высокой убежденностью в то, что он нам преподносил. Занятия проводил живо, эмоционально и содержательно. В ходе занятий по дисциплине ППР мы узнали структуру КПСС, структуру всех партийных органов и партийных организаций. Как нужно организовывать и проводить комсомольские и партийные собрания, как вырабатывать их постановления и решения. На практических занятиях нас учили, как нужно правильно обобщать передовой опыт службы и дисциплины солдат подразделения, как правильно об этом написать статью в пограничную газету или журнал. С овладением курса ППР мы научились организовывать и проводить различные диспуты, викторины, ленинские чтения и митинги с личным составом.
Приближалась зимняя экзаменационная сессия за 5-й семестр на 3-м курсе. В этом семестре я всего лишь один раз ходил в увольнение. Казалось, в городе делать нечего: во всех парках я побывал, ранее повидал все достопримечательности города, – поэтому и не хотелось больше ходить по городу.
Хорошо помню, как мы в училище встречали Новый, 1970, год. Как раз вечером в зале клуба училища проводился вечер отдыха. Было много приглашено девушек с города – шефы с педагогического института и с других вузов. Исполнялись на вечере песни нашими самодеятельными певцами, были танцы. Наступило 24.00, и все радовались наступлению Нового, 1970, года.
На снимке музыканты нашего дивизиона, которые обеспечивали вечера отдыха на нашем курсе: слева с гитарой стоит – курсант Дударов, сидит с барабанами – курсант Амзин, играет на баяне – курсант Веричев, возле него стоит – курсант Булгаков, возле Булгакова с гитарой – курсант Морозов, на трубе играет – курсант Панин.
http://s8.uploads.ru/t/wQnCd.jpg

На этом новогоднем вечере отдыха была и моя будущая жена. Я тогда с ней еще не был знаком, но помню ее на этом вечере. За ней там бегал один моряк, который в то время проходил учебу в училище на 3-х месячных курсах младших лейтенантов. Он постоянно ее приглашал на танцы. Это я видел и хорошо помню.
Второй раз я был в увольнении, обучаясь на 3-м курсе, весной, в начале апреля 1970 года. Ходил я в увольнение со своим товарищем – Александром Слугиным. Я с ним все четыре года просидел за одной партой в нашем классе группы.
Тогда мы с ним, в парке им. Горького, качались на качелях, проехали круг на «Чертовом колесе». Познакомились с девушками: я – с Лидой Лукошко, он – с Галей, фамилии ее не знаю. Лида была еще молодой девушкой, с 1953 года рождения, училась на 2-м курсе техникума. Она дала мне свой домашний номер телефона. Под конец нашего увольнения мы разошлись. После знакомства я, иногда, позванивал ей домой. Я считал, что это знакомство ненадолго, и не назначал этой девушке свиданий.

9

В конце апреля 1970 года наш дивизион готовил в зале клуба вечер отдыха. Я, естественно, пригласил на вечер Лиду. Договорились, что я в 20.00 ее встречу на центральном КПП и проведу в училище, в наш клуб. Пришел тогда я за 10 минут до назначенного часа, ожидал долго, а Лиды все не мог дождаться; прождал почти до 21.00. Подумал, что наверно не придет. После этого пошел я в клуб на вечер отдыха с ребятами из нашей учебной группы, там, в зале, танцы шли полным ходом. Сделал обзор танцующих – увидел в кругу танцующих эту девушку Лиду – она танцевала с курсантом 4-го курса. «Как же она сюда попала без меня?» – подумал я.
Лида, видать, тоже заметила меня. После окончания танца она ко мне подошла и начала мне объяснять:
– Коля, ты извини! Я пришла чуть-чуть раньше, стою и ожидаю тебя, а этот курсант сказал, что проведет меня в клуб, но с условием, если я буду весь вечер только с ним одним танцевать. И я согласилась. Можно, – я этот вечер потанцую с ним?
– Тогда танцуй с ним целый вечер, если пообещала – ответил я. – Но ко мне больше не подходи, считай, что мы с тобою не знакомы.
После этого случая, я ей больше не звонил, но она мне без конца писала письма: у кого-то из ребят нашей группы узнала мой адрес. Больше всего, ей адрес дал Юра Камаганцев, потому что на одном из вечеров отдыха в училище была Лида и он с ней танцевал. По окончанию танца Юра подошел ко мне и сказал:
– Коля, ты что это? Такая симпатичная девушка, она к тебе неравнодушная, а ты даже не обращаешь на нее никакого внимания?
– Я этой девушки совсем не знаю и она меня не интересует, – ответил я ему.
Больше с ней я никогда не встречался и на ее письма не отвечал, а письма она мне до самого выпуска присылала.
Особенностью учебы на 3-м курсе было то, что повысился на одну ступень уровень подготовки курсантов, как будущих офицеров. Так, по общей тактике мы проходили ротную тематику, где на занятиях, в ходе групповых упражнений, мы учились управлять мотострелковой ротой в различных видах боевых действий. Каждому курсанту на занятиях давалась возможность выступать в должности командира роты и управлять ротой в бою.
По службе и тактике пограничных войск курсанты 3-го курса совершенствовали навыки – в должности начальника заставы – в организации охраны государственной границы и управлении службой пограничных нарядов на заставах в различных физико-географических условиях: в песчано-пустынной местности, в горах, в лесисто-болотистой местности и на морском участке.
По программе обучения на 3-м курсе много времени выделялось на методику обучения солдат и сержантов пограничных застав. В ходе занятий по методической подготовке мы усвоили теоретические положения методики обучения, а на полевых практических занятиях, – получили практику обучения подчиненных, где курсанты назначались руководителями занятий, готовились к проведению занятий и на своих товарищах тренировались в методике проведения занятий.

http://s4.uploads.ru/t/W0cud.jpg

На фотоснимке: курсант Скульдицкий Владимир – руководитель занятий, проводит занятие по тактической подготовке. Обучаемые в строю – его товарищи по учебной группе: самый высокий – курсант Никитин Александр, слева от него – сержант Кощеев Леонид, еще левее – курсант Хачатрян Сергей, за курсантом Никитиным, в колонне стою я ( видна верхняя часть головы), за курсантом Хачатряном стоит курсант Букий Александр и последним виден курсант Ященко Николай.
Таким образом курсанты приобретали методические навыки по всем дисциплинам боевой подготовки: по службе и тактике пограничных войск, по общей тактике, по огневой и физической подготовке и по политической подготовке.
По огневой подготовке мы изучали вооружение мотострелковой роты и учились стрелять на стрельбище с оружия, имеющегося на вооружении мотострелковой роты. Практически мне пришлось стрелять – не считая автомата Калашникова и ручного противотанкового гранатомета РПГ-7 – с пулемета Калашникова (ПК), станкового противотанкового гранатомета СПГ-9, автоматического гранатомета АГС-17, с крупнокалиберного пулемета Владимирова калибром 14,5 мм, с пушки «Гром», установленной на БМП-1, с автоматической пушки БМП-2 калибром 23 мм. Пришлось метать боевые гранаты, идя в наступление с боевой стрельбой, в обороне – с окопов метать оборонительные гранаты.
http://s4.uploads.ru/t/CAvLB.jpg

В полевом учебном центре мы получали практику в вождении бронетранспортера БТР-60пб и боевой машины пехоты БМП-1
Экзамены и зачеты в период зимней экзаменационной сессии я сдал успешно и меня отпустили на зимние каникулы, которые были с 1-го по 14 февраля 1970 года.
Билет на самолет я взял заблаговременно и полетел домой на свою малую родину. Погостил сначала в г. Днепропетровске у сестры Люды, брата Виктора, побывал в общежитии у сестры Вали – она уже работала водителем троллейбуса. Сестра Нина была замужем и, во время моих каникул, лежала в роддоме. Я с ее мужем посещал ее там. Она родила первую свою дочь – Таню. Потом я поехал к родителям в свой поселок. По дороге к родителям посетил в г. Вольногорске старшего брата Анатолия. Младший брат Иван в это время тянул свой срок в колонии, в Кривом Рогу. В Лиховке, на тот час, мои родители остались одни – все разъехались и с ними уже никто не проживал.
Будучи на зимних каникулах, я три раза встречался с Валей на переулочке Базарном. Встречи для нас были дороги и памятны. Мы испытали большое счастье от этих встреч.
Мы ожидали, когда же придет время моего выпуска с пограничного училища. А ожидать выпуска уже было недолго, – оставалось полтора года мне еще учиться; Валя заканчивала свой техникум летом и собиралась ко мне приехать, возможно, – навсегда.
После зимних каникул я возвращался самолетом в Алма-Ату.
С 15 февраля 1970 года началось обучение в 6-м семестре.
Пошла напряженная учеба. Занятия по предметам обучения начались с лекций. Слушая лекции, тяжело было, поначалу, сосредоточиться, – ведь в голове бушевали каникулярные страсти, возникали картины родных мест, постоянная визуализация любимой девушки – все это возникало перед глазами в течение первой недели после зимних каникул.
Наступил праздник – День Советской Армии и Военно-Морского Флота – 23 февраля 1970 года. Этот день для всех военных был выходным, в том числе и для курсантов, занятий не было. Но были всякие спортивные состязания А вечером я вспомнил девушку свою, тут же сел за написание ей письма. Вот привожу его:
«Здравствуй, моя любимая лапочка!
Вот наступил наш праздник для военных – 23 февраля 1970 года. Для курсантов этот праздник оказался спортивным – был лыжный переход на 25 км.
У вас еще и полдень не наступил, а мы в ожидании ужина. После лыжного перехода нам дали возможность немного отдохнуть: кто дремал в постели, кто даже не ложился, а я просто лежал, меня дремота не брала: в моем воображении ты, моя прелесть. Лежал и в своей памяти прокручивал наши встречи, которые оставили неизгладимый след. Вместо прежней зимней тоски, меня охватывает радость, пока еще не сбывшихся желаний и надежд в будущем.
Всего лишь было несколько свиданий, которые ты смогла мне подарить, приезжая на выходные. В снегу, на переулочке Базарном, мои следы остались, их еще ветром не задуло. В руках моих я ощущаю тепло твоей руки, на кителе своем – запах твоих духов. Они приятно вскруживают голову мою, напоминая вздохи милой.
Да, те свидания у нас прошли, как в снежном зимнем вихре. Тогда сомкнулись две души, объятьям и поцелуям не было конца. И даже тот мороз не в силе был остудить наши сердца. Опять мы клятвы верности давали, и нам казалось, что вот-вот немного и день настанет, когда навечно соединятся наши души и сердца.
В своей учебе ты вышла на финишную прямую, через полгодика диплом – у тебя в руках.
Я тебе предлагал в предстоящем августе последовать за мною, к горам поближе, в Алма-Ату, ты – соглашалась. Но прежде, – в нашем селе, мы обручиться согласились. И я себя настраиваю, уже сейчас – просить руки у твоей мамы.
Опять полгода впереди до встречи нашей, когда мы сможем соединить свои сердца и души, отдаться милости любви. Будем идти с тобою вместе по тропинкам наших судеб до самой серебристой седины. Ты будешь верной мне, будешь хорошею женою, будем делить мы вместе чувства любви и нежности, невзгоды и трудности пограничного бытия. Мы все преодолеем, в этом помогут нам любовь, взаимоуважение и чуткость.
Милая, душа моя в тебе нашла приют, а сердце по тебе волнуется, скучает. На расстоянии большом я слышу ритмы его биения в груди твоей.
В минуты неги и покоя ты слушай нежные напевы моей души и ты услышишь бой сердца моего, его тревогу по своей милой.
Ну вот и все, уже дана команда, нас строят. Готовимся на ужин. Мне до сих пор еще грустно, что тебя нет рядом. Чтобы обнять, поцеловать и посмотреть в глазки милой.
Милая, я шлю тебе воздушный поцелуй и массу нежностей с этим письмецом.
Ты эти письма береги, когда приеду, – вместе почитаем!
Пока, пока, мое ты нежное создание!»
Что нового было в этом, 6-м, семестре? Отменили военный парад на 1-е Мая. В апреле месяце произошла смена военной формы одежды. Поменялась наша парадная форма. Больше не выдавали нам синих галифе и хромовых сапог. Китель и брюки парадной формы выдали курсантам защитного цвета. Брюки были параллельные. А вместо хромовых сапог, мы получили хромовые ботинки. Поясной ремень с бляхой носился только на парадной форме во время парадов, а в повседневных условиях – уже не носился.
Поначалу долго привыкали к новой форме одежды. Повседневная форма тоже отличалась от старой. Вместо защитных рубашек навыпуск с поясным ремнем сверху, начали носить повседневную куртку защитного цвета, с внутренними карманами на груди и карманами по бокам. Яловые сапоги входили в повседневную форму. Шинели так и остались в комплекте зимней формы одежды.

http://s3.uploads.ru/t/alHSf.jpg

Этот снимок сделан на 3-м курсе в феврале 1970 года до смены формы одежды.
Вспоминаю, как в середине марта 1970 года мне поставил ответственную задачу наш курсовой офицер, старший лейтенант Толстухин Д.Н. Ведь через месяц предстояло отмечать 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, нашего пролетарского вождя. Зная, что я хорошо рисую, курсовой офицер поставил мне задачу к этой дате оформить стенную газету. Да так оформить, во всех цветах и красках, чтобы стенная газета нашей учебной группы, на выставке стенных газет учебного дивизиона, заняла какое-то призовое место. Определил мне курсовой офицер 2-х помощников из числа курсантов группы, которые умели писать стихи, а меня назначил ответственным редактором. Он меня тогда предупредил, что, если редколлегия загубит дело, то за все отвечу я. Мы начали собирать материал, необходимые открытки, чтобы выбрать подобающие рисунки; мои юные поэты-помощники начали сочинять стихи. Собрав весь материал, я начал определять композицию газеты. Редколлегия со мной была согласна, что 100-летие со дня рождения В.И. Ленина надо увязать с Октябрьской революцией.

10

Работая над этой стенной газетой, я тогда понимал, что в октябре 1970 года будем праздновать 53-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, и мне, возможно, придется опять оформлять стенную газету и к этой дате. Мы тогда, будучи курсантами, изучали и историю КПСС, и марксистско-ленинскую философию, и партийно-политическую работу, и политическую экономию, – приходилось много конспектировать работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина. При изучении этих работ педагоги нас нацеливали на изучение уроков Якобинской диктатуры, Парижской коммуны, на победу Советской власти.
Изготовляя стенную газету в честь 100-летия со дня рождения нашего вождя, в моей голове проносились различные мысли. Я тогда думал: «Вот Якобинская диктатура продержалась всего один год; Парижская коммуна продержалась 72 дня; а сколько же тогда продержится Советская власть?» И тогда я сам себе отвечал: «что, наверно, Советская власть тогда продержится 72 года». Прошли годы, и, вспоминая эти бредовые курсантские мысли, оказалось, что Советская власть продержалась 74 года. Теперь я подумал, что ошибся тогда всего на 2 года.
Стенную газету в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина мы оформили во время, и на выставке стенных газет в дивизионе, конкурсная комиссия из политработников, ей определила почетное 3-е место.
Вот таким, немного возмужавшим, я был на 3-м курсе.

http://s7.uploads.ru/t/DjpFM.jpg

На 3-м курсе было новым то, что мы, по решению командования Пограничных войск, должны были ехать на стажировку не в конце июня, а в конце мая, и ехать не на пограничные заставы, а на учебные пункты для обучения молодых солдат. А по нашему учебному плану стажировка была запланирована на пограничных заставах на должностях заместителей начальников застав, в июле месяце. В связи с таким решением командования ПВ, пошла перестройка учебного процесса. Стали усиленно заниматься методикой боевой подготовки – ведь предстояло нам много проводить занятий с молодыми солдатами по боевой подготовке. Я лично готовил себе варианты планов-конспектов по всем дисциплинам боевой подготовки, готовил материалы бесед для проведения воспитательной работы. Но до стажировки на учебном пункте, нам, курсантам 3-го курса, надо было еще поучаствовать в двусторонних тактических учениях.
В пограничном училище, в соответствии с программой обучения, ежегодно с курсантами 3-го и 4-го курсов проводились 3-х суточные двусторонние тактические учения. Во второй половине апреля 1970 года проводились такие учения и с нами. Учения проводились за нашим полевым учебным центром в песках Муюнкум. Учения начались в 05.00 с подъема по тревоге. Курсанты 3-го и 4-го курсов быстро поднялись, с вооружением и экипировкой осуществили посадку на автомашины и поехали в ПУЦ прямо в район учений. Наш курс, поначалу, переходил к обороне, пришлось целый день окапываться. Нашей учебной группе (на учении выступающей в составе мотострелкового взвода) придали 76 мм пушку и мы с ней повозились. В 100 метрах в тылу, за нашим передним краем, выкопали окоп для пушки, еле опустили ее в окоп; позже пришел старший начальник и сказал, что огневую позицию для пушки нужно сменить и установить ее на правом фланге. Попробовали вытащить пушку с окопа и никак не могли ее вытащить вручную. Мучились больше часа, – такой был глубокий окоп, – пока не подогнали ГАЗ-66 и не дернули ее с окопа; переместили на новую позицию и опять выкопали для нее окоп.
4-й курс курсантов, играл за нашего «противника», переходил к обороне и окапывался впереди, фронтом к нам, на удалении до 500 м. Поздно вечером мы получили приказ готовиться к наступлению на нашего «противника», рано с рассветом. Наступление намечалось на 06.00 утра. Всю ночь шла подготовка к наступлению: получали холостые патроны и снаряжали магазины, получали дымовые шашки, взрыв-пакеты; уточнялись объекты атаки на переднем крае «противника», направления атаки для каждого учебного взвода, подразделения получали устные приказы на наступление.
Наступил рассвет, время 05.30. Наша артиллерия начала огневую подготовку атаки, которую продолжала вести 30 мин; после этого все мы увидели, как над нами взвилась серия сигнальных ракет красного огня, – сигнал атаки для пехоты. Командиры подали команду: «В атаку – Вперед!» И мы пошли в атаку, ведя интенсивный огонь по переднему краю обороны «противника», в колонну по два – преодолели минно-взрывные заграждения «противника» и с криками «Ура!», ведя огонь на ходу, стремительно ворвались на передний край его обороны. Но никакого сопротивления «противник» не оказал. Мы, безостановочно преодолев первую траншею, пошли наступать дальше, много израсходовав боеприпасов. Только, пройдя метров 500 от переднего края в глубину его обороны, мы встретили упорное сопротивление «противника». Оказывается он нас перехитрил: перед самым рассветом пехота «противника» отошла на вторую позицию в глубине, разведка наша не сработала, а мы пошли в атаку и почти зря израсходовали все боеприпасы по пустому месту. Об этом было сказано при подведении итогов учения руководителем учений полковником Заболотным.
Питание курсантов в ходе учений осуществлялось в полевых условиях с полевых кухонь, с использованием котелков. Отдых в ночных условиях осуществлялся в окопах: две трети курсантов находились на боевых позициях и только одна треть дремала в окопах. Ночью, в песках, было прохладно.
После двусторонних тактических учений, которые продолжались двое суток, начались учения по поиску и задержанию нарушителей государственной границы на участке пограничной заставы, которые продолжались целые сутки. Тактические учения курсантов 3-го и 4-го курсов закончились детальным разбором действий командиров и курсантов в ПУЦ.
На нижнем снимке с курсантами, после проведенных учений, подводятся их итоги.
При подведении итогов, полковник Заболотный, используя схему, довел до всех тактический замысел учений и провел, на его фоне, разбор действий, участвующих на учениях курсантских подразделений.

http://sd.uploads.ru/t/vC07l.jpg

После подведения итогов учений была сделана посадка на автомашины и мы уехали на основную базу в училище.
По прибытию на основную базу пограничного училища командирами были организованы: чистка оружия и всего снаряжения, сдача его дежурной службе под охрану, а в часы самоподготовки, – подготовка курсантов к занятиям на следующий день.
Переписка с моей девушкой, Валей Прядко, шла интенсивно. Приведу несколько памятных писем, написанных мною. Вот одно из них, которое я написал после проведенных учений:
«Здравствуй, моя самая близкая и дорогая лапочка!
День и ночь в моей душе звучат наши признания в любви и верности, прозвучавшие из наших уст в те зимние февральские вечера 1970 на переулочке Базарном. Они отдаются в висках и сердце, милая моя!
Сейчас апрель 1970. Приближается твой день рождения. Что могу я подарить в этот счастливый для тебя день? Не сомневайся, – я подарю тебе свою любовь и тысячу горячих поцелуев. Все сполна ты получишь при нашей с тобою встрече. И эта встреча состоится через 3,5 месяца. При встрече я обложу тебя букетами роз, и один букетик среди них будешь – Ты!
Цвети, моя розочка, яркими цветами; до моего приезда c этой розочки не должен упасть ни один лепесточек. Два лепесточка – это твои глазки, один лепесточек – это твой носик, еще два – это твои ушки, а еще два – это твои щечки, следующие лепестки – твои губки, шейка, ….. – это все лепесточки. Я буду нежно с ними обращаться и беречь их, чтобы моя розочка всегда цвела, никогда не увядала.
Лапочка, ты мой яркий свет, ты озаряешь мою душу, просветляешь и оживляешь мои мысли, ты воодушевляешь меня на учебу, ты яркий свет в моей жизни! Мне уже снится рай с тобою. Никакие трудности не могут затмить наши отношения, ведь они, день ото дня, скрепляются нашей любовью.
Милая, мечты и планы созревают у меня на перспективу нашей жизни. Себя не вижу без тебя. Ведь ты становишься незаменимой моей частью. Я готов, но еще рано, предложить тебе свою твердую руку и сердце, соединить наши судьбы навсегда. И будешь верной мне подругой жизни до серебристой седины. И также я хочу, чтобы ежедневно, по утрам, видеть твои смеющиеся глазки, твою улыбку и, провожающий в ночной тишине, поцелуй.
Чтобы в ночном дозоре ты указывала мне верный маршрут, а при возвращении домой, – встречала радостно меня, готовая нырнуть в мои объятия.
Пока это мечты, желания; буду карабкаться, чтобы они исполнились – ведь ты сама моя мечта, живая моя сказка!
А я все вспоминаю по ночам и представляю эту нашу встречу, когда я буду заворожен счастьем. Как вспомню, закипает кровь, мурашки бегают по телу, лишь стоит вспомнить мне о том, как я склонялся над тобою и наши губы сливались в едином поцелуе, страстная нега разливалась по всему телу и я понимал, что ты мое земное счастье, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве.
Разлука, даль, притяжение душ помогут мне удержать это счастье в своих руках. Я нахожусь в опьянении любви от наших прошлых встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.
Милая, в таинственной шкатулочке надежно сохраняются твои чувства любви, стуки твоего сердечка; в минуты трудные я ободряюсь, услышав его стук; во мне твоя душа, твой дух – они придают мне сил и бодрости и прокладывают верный путь. Он ведет к тебе навстречу!
Мой светоч, ты моя мечта! Сердце волнуется по тебе, кровь кипит в венах, душа рвется к тебе.
Надеюсь, милая, ты в этот час уже спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время короткой курсантской побывки на малой родине моей.
Вот и вышел час, пора успокоиться мечтам. Отправив это письмецо, – я спокойно лягу спать, ведь завтра вновь быстрый подъем, физзарядка; мечтать, грезить о милой – в конце дня, когда затихнет наша учебная курсантская суета. Но в сердце ты шевелишься моем каждый миг. А в этот поздний час, ты вспомни наши встречи, улыбнись, пошли далекий поцелуй и мы спокойно будем вместе спать: я – здесь, ты – там.
Я посылаю свой воздушный поцелуй.
Пока, пока!»
К концу 3-го курса в учебных группах дивизиона уменьшилось количество курсантов. Так, например, в нашей, 7-й, учебной группе оставалось всего 20 человек. Были отчислены: курсант Белов и курсант Федоров. Такое положение было и в других учебных группах. По «Инструкции об организации и проведению учебного процесса в ВВУЗ…», в учебной группе должно быть не меньше 25 человек учащихся. Поэтому, после окончания 3-го курса, должны были какую-то из учебных групп расформировать. Командование уже намечало расформировать нашу, 7-ю, учебную группу. За три года учебы коллектив нашей группы сформировался и не хотелось, чтобы нас разбросали по разным учебным группам.
Мы собрались и начали решать, каким же образом можно сохранить коллектив нашей учебной группы в целости. Секретарь первичной комсомольской организации учебной группы Григорий Демченко, мой земляк с Днепропетровщины, вышел с предложением: выступить с обращением к командованию училища о том, что наша учебная группа берет на себя обязательство закончить 4-й курс на общую оценку «отлично», и это обращение, одобренное курсантами нашей группы, передал в учебный и политический отделы училища. Командование училища учло наше обращение, и наша учебная группа была сохранена. Мы, в основном, сдержали свое слово. Все курсанты нашей учебной группы старательно начали учиться. Я закончил 3-й курс с высокими показателями, и, если бы такие результаты удержал на 4-м курсе, то получил бы диплом с отличием. Для получения этого диплома необходимо, чтобы в приложении к диплому было не более 25%  хороших оценок, а остальные должны быть отличные. Это оценки за зачеты и экзамены на протяжении всех четырех лет обучения, и обязательно все предметы, выносимые на государственные экзамены, необходимо было сдать на «отлично».
Я, на 4-м курсе, набрал немного лишний процент хороших оценок при сдаче зачетов, четыре-пять четверок оказались лишними – женитьба наверно помешала.
Расформировали 2-ю учебную группу нашего дивизиона, а наша, 7-я, учебная группа сохранилась в полном составе, только нам добавили, из расформированной, несколько курсантов.
В 1970 году летняя сессия началась раньше обычного – после 10 мая. А где-то, с числа 25 мая, учебные группы курсантов 3-го курса начали выезжать на стажировку. По распределению, я и еще со мной 3 курсанта, попали на стажировку на учебный пункт Находкинского пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа. Некоторые курсанты с нашей группы были направлены стажироваться в Южно-Сахалинский пограничный отряд. Курсанты, которые отправлялись на стажировку в Дальневосточный и Тихоокеанский пограничные округа, вылетели самолетом ТУ-104 до г. Хабаровска. Прилетели в г. Хабаровск, дальше на самолет у нас билетов не было. Руководитель стажировки от училища по Тихоокеанскому округу решил, что дальше нам двигаться до Владивостока необходимо поездом. Приехали на железнодорожный вокзал и удивились, что в Хабаровске деревья только начинали распускать почки, а в Алма-Ате давно уже были листья. Сели мы на поезд и часов 8-10 ехали до Владивостока. Прибыли в управление Тихоокеанского пограничного округа; там нас распределили по пограничным отрядам. Меня и курсантов Мищенко Виктора, Медведева Александра и Скульдицкого Владимира распределили в г. Находку, в пограничный отряд.
http://s4.uploads.ru/t/xaRu5.jpg

Во Владивостоке мы вчетвером сели на поезд и поехали в Находку. Кажется, ехали 4-5 часов до этого города. Доехали мы до Находки поездом и с вокзала отправились пешком прямо в пограничный отряд, и нас сразу же направили на учебный пункт, – он находился совсем рядом и размещался в палаточном городке при отрядной школе сержантского состава. Нас встретил начальник учебного пункта подполковник Егоров и распределил по учебным подразделениям. Там было четыре учебных роты солдат. Нас распределили по одному в каждую роту. Я был назначен в учебную роту, которой командовал капитан Огольцов, – он же являлся начальником школы сержантского состава. Но школа на период учебного пункта не функционировала. Меня в этой роте назначили командиром учебного взвода. Других моих товарищей-курсантов также назначили командирами учебных взводов только в других учебных ротах. И началась наша учебная практика по выполнению своих обязанностей. Все занятия по боевой подготовке с учебными взводами проводили курсанты-стажеры, политзанятия – проводил замполит роты старший лейтенант Лешенкевич. Капитан Огольцов, поначалу, проводил занятия по практическим стрельбам, а во втором месяце стажировки, я организовывал и сам проводил эти стрельбы со своим взводом. Многому, за время стажировки, я научился у капитана Огольцова, особенно, – как правильно использовать командирский ящик, как обучать солдат правильному прицеливанию из автомата и другое.

11

Во время стажировки нас, курсантов-стажеров, посылали по пару раз старшими патрулей по городу и раза по три – дежурными по учебному пункту.
Снимок сделан, когда я был дежурным по учебному пункту во время стажировки в Находке. Стою в новой повседневной форме.
http://sd.uploads.ru/t/ImOzF.jpg

За время стажировки каждый курсант получил большую практику в проведении различных видов занятий по боевой подготовке с солдатами. К концу стажировки мы научились правильно обучать молодых солдат. Периодически мои занятия посещал командир роты капитан Огольцов и выставлял мне, за проведенные занятия, хорошие и отличные оценки.
Рядом было море – залив Петра Великого – он находился в 1,5 км от нашего палаточного городка, так что каждое утро туда бегали на физзарядке и купались. В городе был клуб моряка, так что по вечерам ходили в клуб на танцы. Стоило перемахнуть несколько сопок и мы в городе у клуба моряка. Климат в Находке – совсем, как в Сочи. Ночью духота, жарко, большая влажность. Пока дойдешь до клуба моряка или возвратишься оттуда к месту расположения учебного пункта, – весь становишься потным. Сопки были заросшие деревьями, много росло пробковых деревьев. В то время было много клещей в кустарниках и на деревьях, так что к ним было опасно подходить, – сразу с деревьев падали клещи.
Учебный пункт по продолжительности – 3 месяца, но наша стажировка продолжалась 2 месяца, до 1-го августа. Мы, курсанты, на учебном пункте работали хорошо, претензий со стороны командования учебного пункта к нам не было. Оценку за войсковую стажировку я и мои товарищи получили «отлично».
Мою работу с солдатами учебного пункта командование пограничного отряда оценило положительно, за что был я награжден грамотой.
Так как курсанты работали с молодыми солдатами хорошо, начальник учебного пункта решил нас, четверых курсантов, отпустил в отпуск на два дня раньше, то есть 28 июля 1970 года. Билеты домой в отпуск нам командование помогло приобрести своевременно. До Москвы мы, втроем, летели вместе; курсант Скульдицкий летел в Казахстан, он родом оттуда.
С Находки до Владивостока мы добирались поездом, а с Владивостока, – с аэропорта Ключевые озера, – самолетом ТУ-134 долетели до Хабаровска; с Хабаровска до Москвы летели 9 часов самолетом ТУ-114 и приземлились в аэропорту Домодедово; после приземления в ушах долго шумело от гула двигателей самолета. А с аэропорта Внуково до г. Днепропетровска я долетел на самолете АН-10. Пришлось в общей сложности быть в воздухе около 12 часов.
Летний отпуск, в августе 1970 года, после окончания 3-го курса, я проводил опять же в Лиховке у своих родителей.
В первый же вечер, кажется 2-го августа, я сразу же пошел на долгожданное свидание с Валей. Она только закончила свой техникум. Мы с ней, в письмах, договорились и она в первую неделю августа приехала к своим родителям в Лиховку.
А вот и то свидание, – свидание последнее, роковое. Шел я на свидание, не торопясь, выбранным маршрутом к девушке своей. В пути зашла мне в голову тревожная мысль. А вдруг она встречается с кем-то из парней. Возможно у нее парень появился, а я ведь и не уточнял. Плохое было у меня настроение в этот вечер, и я даже намеревался вернуться с полпути назад. Но ясный и приветливый лик Вали меня манил вперед. Подошел к знакомому переулочку с тропинкой во двор. Вечер приближался, солнышко коснулось земли, а на тропинке я не увидел девушки в платьице голубом.
Стоял я за деревьями в раздумьях своих. И, вдруг, увидел лейтенанта в армейской парадной форме (это был Андриенко с Бузовой), идущего со двора. Тогда я сильно обрадовался: вот он во время уходит с этого двора. Проделав шагов 20, остановился вдруг он. Повернувшись в противоположную сторону, он подал голос свой и двинулся обратно вглубь двора к хате, где «моя девушка» меня ожидать должна.
Я все стоял и ждал, когда же он уйдет. Я тогда подумал: «Наверно он, после выпуска с военного училища, пришел в гости поговорить. А может быть – он родственник, так чего же ему здесь не быть?»
Прошли полчаса, затем уж час. Заволновался я. Почему же Валя не выглянет и не скажет мне: «Немного подожди, я скоро подойду?». Могла сама же выйти и предупредить. Я ждал ее, не отрывая глаз. А, может, догадается прислать брата своего? Аль нет, – никто ведь не выходит, чтоб меня предупредить.
Настали сумерки и ночь пришла, она была темна, поднялся ветерок и деревья зашумели. А лейтенант все там, а, может, уже нет, давно ушел тропинкой тыльной он? – так подумал я. Сейчас подойду поближе я прямо ко двору. Тихо, чуть пригнувшись, стал приближаться к ее двору, благо во дворе ведь не было собак. Приблизился я к садику около хаты той. Вдруг, в 10-ти шагах от хаты, я услышал неясный разговор. Пронзая темноту и затаив дыхание, я устремил свой взор туда. На фоне света окон, увидел две фигурки в обнимочку стоят. Да, это с ним она! С прибывшим лейтенантом встречается она. Хотел ее позвать, но не осмелился прервать их веселый смех. Немного постоял, послушал говор их, затем вернулся снова на дорожку ко двору.
Стоял я и все ждал. Полночь приближалась. Погас свет в окнах хат. Я передумал многое, воображал картины горькие в тот судьбоносный час. Я был унижен, оскорблен и предан. А в оправдание девушки подумал: «ведь лейтенант лучше, чем курсант; курсанту учиться еще год, – а рядом уже готовый офицер». «Ну, что ж, – подумал я, – еще немного времени осталось подождать, ведь дань своему свиданию сполна я должен отдать».
Полночь наступила, а я еще стоял, – пришлось быть на свидании с березкой у двора. Подруга эта надежная, не подведет она меня. Свидание с кареглазою – последнее было для меня. Забуду сюда тропинку и милый взор лица. Вот так мечта закончилась, мной мыслимая на долгие лета, все планы мои рухнули немедленно тогда. А началось и продолжалось, –  все романтично так! Историю последнего свиданья я до сих пор не могу забыть: носил в груди обиду долго я, в душе осталась горечь, крушение всех планов и моих надежд.
После всего этого, уехал я в г. Днепропетровск, гостил там с неделю, обиду и нанесенный удар пытался я забыть. Заказал я себе билет на самолет до Алма-Аты.
Оставалась еще одна, последняя, неделя моего отпуска до отъезда и я решил ее провести с родителями в Лиховке.
Возвращаясь с г. Днепропетровска к своим родителям, я с г. Вольногорска ехал автобусом в свою Лиховку. На остановке, в Лиховке, я вышел с автобуса, с него вышла девушка с двумя большими сумками. Я предложил ей свои услуги – помочь донести сумки к ее дому. При следовании к ней на квартиру мы познакомились, – ее звали Аней. Оказывается, ее, после окончания Днепродзержинского медицинского училища, направили работать медсестрой в больницу в Лиховке. Она тогда неподалеку от больницы сняла квартиру и везла свои вещи. Вот я ей и помог донести. На второй день я с ней встретился. Как раз в тот день у нее сильно разболелся зуб, поэтому было у нее плохое настроение. Она на следующий день собиралась ехать на неделю к родителям и забрать оставшиеся вещи. А у меня через два дня заканчивался отпуск. Я попросил у нее адрес, договорились переписываться. После этого я ее в Лиховке, до своего отъезда, не встречал, но уехал с ее адресом.
Прибыл я в Алма-Ату после отпуска, как и требовалось, 30 августа 1970 года. Оставался один день до начала учебного процесса в училище. Курсантам нашего курса 31 августа 1970 года зачитали приказ начальника пограничного училища о переводе нас на 4-й курс.
Итак, с 1-го сентября 1970 года мы все стали курсантами 4-го курса.
Оставался один год учиться до выпуска, до 28-го мая 1971 года.
После расформирования 2-й учебной группы, наш коллектив увеличился до 27 человек, то есть наша учебная группа пополнилась семью курсантами.
Где-то в первых числах сентября 1970 года я написал письмо Ане, в авиаконверте отправил его в свою Лиховку и дней через 10 получил ответ. В своем письме она сетовала, что, по вечерам и допоздна, ей досаждают и не дают спать то Леня Озерной, то Петренко Анатолий, то еще какая-то кампания местных ребят.
Я ей написал второе письмо; прошло дней 10 – ответа не получил, я написал еще одно письмо – опять ответа нет. После двух безответных писем написал третье, – и опять ответа нет. Не стал я больше тратить бумагу на письма и переписку прекратил, подумавши, что Аню у меня перехватил кто-то из местных парней. Как позже выяснилось, так оно и было – ее перехватил Петренко Анатолий и вскорости они поженились.
Учиться в училище оставалось всего два семестра – 7-й и 8-й, – и я близок до присвоения первого офицерского звания – лейтенант. На 4-м курсе, после 7-го семестра, зимних каникул, по программе обучения, не предусматривалось, так как выпуск должен быть 28 мая, а не в конце июня.
Учеба, с первых дней на 4-м курсе, началась напряженная: ведь мы вышли на финишную прямую до выпуска. Распрощались на 3-м курсе с дисциплинами, такими как: политическая экономия, общая физика, партийно-политическая работа, иностранный язык. Приступили к изучению научного коммунизма, который выносился на государственный экзамен. Военные дисциплины продолжали изучать до самого выпуска.
Со стороны командования училища и командования дивизиона требовательность к курсантам 4-го курса еще больше повысилась. Уровень подготовки курсантов поднялся еще на одну ступень. Больше предоставлялось времени на такую форму обучения, как самостоятельная работа по изучению учебного материала.
По службе и тактике пограничных войск с нами отрабатывали ознакомительные темы по служебной деятельности пограничной комендатуры и оперативно-боевой деятельности пограничного отряда. В связи с обострением обстановки на советско-китайской границе были введены ряд новых тем, таких как: «Боевая деятельность пограничной заставы по защите государственной границы». С нами практически были отработаны темы: «Действия пограничной заставы в обороне по защите государственной границы»; «Действия пограничной заставы в наступлении по отражению вооруженного вторжения». Темы отрабатывались в составе двух учебных групп с проведением боевых стрельб. Кроме всего, по этой дисциплине отрабатывались темы по боевой деятельности мотоманевренных групп.
По общевойсковой тактике мы проходили батальонную тематику. В ходе групповых упражнений курсанты вводились в должность командира батальона и руководили действиями подчиненных подразделений в различных видах боевых действий. Все темы отрабатывались в полевых условиях, как правило, с наступлением холодов. Много приходилось стоять на одном месте на морозе. Ведь для принятия решения на бой за командира батальона выделялось 6 часов и плюс организация взаимодействия и всестороннего обеспечения боя – еще 6 часов. Так что два дня приходилось стоять на одном месте, а зимой, – это холодно, все мышцы промерзали. Морозы зимой доходили до минус 30 градусов. А одевались курсанты, выходя на занятия в поле, в шинель и обуты были в сапогах, поэтому перемерзали, но зато это считалось хорошей закалкой. Получали хорошую полевую выучку.
На 4-м курсе много было различных спортивных соревнований и курсанты 4-го курса оставляли всех позади.
На курсантов младших курсов мы все смотрели свысока. По уровню развитости, сознательности и подготовленности мы близки были к офицерам, оставалось на погоны прицепить звездочки.
Половина курсантов учебных групп вступили в партийные ряды. Наш курсовой офицер (начальник учебной группы) капитан Панов агитировал вступать и мне, но я отвечал, что еще не созрел.
Я продолжал много читать художественных книг, но на 4-м курсе переключился на военную мемуарную литературу. В период обучения на последнем курсе я перечитал много мемуарных книг, таких как: «Воспоминания и размышления» – мемуары Маршала Советского Союза Г.К. Жукова; «Сорок пятый» – мемуары Маршала Советского Союза И.С. Конева»; «Солдатский долг» – мемуары Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского; «Так шли мы к победе" – мемуары Маршала Советского Союза И.Х. Баграмяна; «Генеральный штаб в годы войны» – мемуары генерал армии С.М. Штеменко; «Дело всей жизни» – мемуары Маршала Советского Союза А.М. Василевского и другие. Эти книги я брал в нашей общей библиотеке.
Мемуары Маршала Советского Союза Г.К. Жукова «Воспоминания и размышления» появились только в 1969 году и книга была нарасхват. Выдавали книгу в библиотеке на ограниченное время: этих книг было всего 10 экземпляров. Чтобы получить книгу, надо было записаться на очередь. При чтении этой мемуарной книги у меня случилась неприятность – книга с моей тумбочки была кем-то уворована. Так как на занятия брать курсантам художественные книги запрещалось (на разводе на занятия наши командирские сумки проверялись), и я вынужден был оставить ее в своей тумбочке в казарме. Это было в январе 1971 года. Каково мне было себя чувствовать? – ведь надо было идти в библиотеку и заявлять о пропаже. Да тогда еще и ребята начали подзадоривать: «Ну, теперь тебе попадет за утерю этой книги!». Долго я не решался идти заявлять, но все-таки пошел. Думал: «Если сильно потребуют, то придется вернуть личную книгу». В то время моя подруга Люба подарила мне «Воспоминания и размышления» Г.К. Жукова. Она купила ее на базаре у кого-то из-под полы. Тогда эту книгу можно было купить за 70 рублей.
Насмелился и пошел я в библиотеку, и все им рассказал о своем происшествии. Мне посочувствовали в этом и не потребовали купить и представить повую книгу в библиотеку, – ее просто списали. Так что личная книга сохранилась для меня.
На 4-м курсе курсанты начали все чаще жениться, пошли свадьбы одна за другой. А у меня еще не было той девушки, которая бы стала боевой подругой.
И вот, однажды, в конце октябре 1970 года, я разговорился со своим товарищем о девушках. Рассказал ему, что у меня девушки нет, с моей малой родины девушка не отвечает на мои письма. Этот товарищ, Александр Левыкин, встречался с местной девушкой Зиной Чернецовой. Он предложил мне познакомиться с подружкой его девушки, и я согласился. И вот в последнюю субботу октября 1970 года Саша пригласил на вечер отдыха в училище свою девушку с подружкой. Было в то время на улице еще тепло и танцы проводились на летней танцплощадке. На этом вечере я и познакомился с девушкой, подружкой Зины, имя которой – Люба. Это была Масалитина Люба.
http://s5.uploads.ru/t/29gHo.jpg

Весь вечер я с ней танцевал. Одета она была по всей моде, накрашена, была хороша собой. Работала она, в то время, заведующей обувного склада торговой фирмы «Заря» и одновременно заочно училась в Алма-Ате в филиале Московского института советской торговли.
Хорошо ей в то время жилось: в театрах, в концертных залах, в кинотеатрах – везде имела места на первых рядах, точно выходило так, как говорил в своих юморесках Аркадий Райкин.
Родилась Люба 18 сентября 1948 года в с. Крюково, Курской области. В 1954 году ее родители приехали на целину в Казахстан, а через 2 года переехали в Алма-Ату, где Люба пошла в школу.
Тогда, на вечере, договорились мы с Любой встретиться в следующую субботу в городе. Свидание состоялось. Она была с подружкой Зиной, я приходил вместе с Сашкой. Ходили по городу, гуляли, потом зашли домой к Любе, послушали там музыку, – и вот увольнению подходил конец. От Любиного дома до училища всего 30 минут ходьбы. Они собрались с нами немного пройтись и проводить до ближайшего перекрестка. Остановились, было уже темно; смотрю Саша с Зиной целуются, что же делать мне? Смотря на них, мы тоже начали целоваться.
В следующее воскресенье, в начале ноября, я пошел в увольнение один, и прямо пошел к Любе домой. Там познакомился я с ее родителями. Люба была одна у родителей. Отец работал водителем легкового автомобиля – возил начальника военпроекта Среднеазиатского военного округа, подполковника. Мама работала деловодом в одной из служб тыла управления Восточного пограничного округа.
В этот же день пришли к Любе Саша с Зиной. Много говорили, слушали музыку, сели поужинать. Любин отец достал бутылочку 40-ка градусной и налил нам по рюмочке. Я сделал всего пару глотков, а Саша все выпил до дна, а потом Саша потянул другую и третью. Мне тогда было достаточно одной и я ее с трудом одолел. В 22.00 надо было возвращаться в расположение училища – срок увольнению подходил к концу. Пришли в училище; о прибытии с увольнения рапортовали дежурному по училищу; дальше пошли в свой дивизион, там принимал увольняемых курсовой офицер, капитан Шепилов, – лиса, а не офицер. Я ему бойко доложил о прибытии с увольнения.
Подходила очередная суббота, а до этого в пятницу, я записался в книгу увольняемых дивизиона. В субботу после занятий сержант Коркин – наш заместитель командира группы – мне объявляет: «Ты вычеркнут из списка увольняемых!» Я начал сетовать: «Кем, как, за что?» Он отвечал, что вычеркнут я из списка увольняемых командиром дивизиона. Я подумал, что это какое-то недоразумение. Ходить и уточнять не стал. Подумал, что запишусь на следующую субботу.
Прошла с этого времени неделя, я в пятницу вновь записался в увольнение на субботу, – картина та же. Пошел тогда я к командиру дивизиона выяснять причину. Зашел, представился, задал вопрос и получил ответ. Командир дивизиона ответил мне, что курсовой офицер, капитан Шепилов, доложил, что при докладе о прибытии с увольнения курсант Штаченко был навеселе. Воспринял командир дивизиона такой доклад курсового, в том смысле, что я был выпивши. Поэтому командир дивизиона решил меня на целый месяц лишить увольнения. Мои доводы и оправдания ни к чему не привели, – сидел я целый месяц без выхода в город. Иногда переговаривал с Любой по ее рабочему телефону.
Только в начале декабря я пошел снова в город. Встретился со своей подругой Любой, долго по городу ходили, разговаривали. Она мне говорила, какие ей нравятся парни: шустрые, бойкие, которые хорошо умеют ухаживать за девушками. У меня сразу тогда упало настроение – ведь я не бойкий и не такой шустрый, да и ухаживать за девушками толком не мог. Подумал: «Значит, я ей не подхожу». Решил, что это мое с ней последнее свидание, больше встречаться с ней не буду.
Прошла неделя – я в увольнение не записываюсь и не иду. Прошло дней 10 с последней нашей встречи; дай, думаю, позвоню ей на работу. Позвонил; и услышал такой радостный голосок, что мое настроение переменилось, я воспрянул духом, повеселел. Я решил вновь пойти на свидание к ней. Пришла очередная суббота и я пошел к ней прямо домой. И продолжились наши свидания то по субботам, то по воскресеньям.
Новый, 1971, год встречали вместе, в доме Любы, с нами были Зина и Саша. Ночевать я под елкой у Любы не захотел и мы с Сашкой, поздно ночью, пошли к себе в училище, а потом на следующий день, 1-го января, увольнение мое продолжалось – ведь мне его дали на целые сутки.
Настал январь 1971 года и начался последний, 8-й, семестр обучения. Мы, курсанты 4-го курса, вышли на финишную прямую и двигались к своему выпуску с училища.

12

Вот такой была у нас парадно-выходная форма одежды. Это мой последний снимок в курсантской форме, который сделал курсант Скульдицкий Владимир в начале апреля 1971 года, – за две недели до моей свадьбы. Стою среди березок на территории училища.
http://sh.uploads.ru/t/LAEP1.jpg

Мы с Сашей Левыкиным включились в учебу – приступили к подготовке и сдаче курсовых экзаменов, которые уже шли полным ходом, начиная с 20 апреля. На курсовые экзамены обязательно были вынесены те учебные дисциплины, которые выносились на государственные экзамены.
На подготовку к каждому курсовому экзамену выделялось, в соответствии с учебным планом, два-три дня. Дней на подготовку для сдачи курсового экзамена по физической подготовке не выделялось. А на такие дисциплины, как служба и тактика пограничных войск и общая тактика на подготовку и сдачу выделялось по 5 дней.
Итак, с 10 мая 1971 года в нашем училище начала работать государственная экзаменационная комиссия.
Встреча членов государственной экзаменационной комиссии (ГЭК) с курсантами-выпускниками состоялась в 10.00 10 мая 1971 года. Нам был зачитан приказ Председателя КГБ при Совете Министров СССР о создании ГЭК, доведен состав и представлены председатели и члены подкомиссий по выносимым на экзамены дисциплинам.
Председателем государственной экзаменационной комиссии, в соответствии с приказом Председателя КГБ при Совете Министров СССР, был назначен генерал-майор Ильин.
Учебным отделом было составлено расписание сдачи государственных экзаменов, которое было утверждено Председателем ГЭК.
Наша, 7-я, учебная группа первым сдавала государственный экзамен по высшей математике – 12 мая 1971 года. Этот экзамен был письменным. На подготовку выделялось два дня. Все упорно готовились. Я помню, что для страховки, иголочкой на гранях шариковой авторучки нацарапал сложные математические формулы. Но при сдаче этого экзамена по высшей математике мне не пришлось пользоваться этой шпаргалкой. У меня было какое-то озарение на экзамене – я помнил все, так что шпаргалка была излишняя. После проверки письменных работ, я получил отличную оценку.
Следующий выпускной экзамен – огневая подготовка. Выносилась теория по знанию основ и правил стрельбы, материальной части оружия, и практика – стрельба: с пистолета Макарова по мишени с кругами на 25 м, а также первое упражнение из автомата Калашникова днем и специальное пограничное упражнение ночью. Как будто и не сложный экзамен, но все зависело от психологического состояния курсанта. Много медалистов срезались именно на стрельбе из пистолета Макарова. В воображении курсанта, идущего на медаль, была медаль, как будто уже в руках, – и тут начала дрожать рука, – очень хотелось получить отличный результат: надо выбить не менее 25 очков, из 30-ти возможных, тремя патронами. Ведь 25 очков – это «отлично», от 24 до 20 очков – «хорошо», 15 очков – последняя грань тройки, а ниже – это уже «неудовлетворительно». Вот, из-за волнения и нахватали наши отдельные «медалисты» низких результатов по стрельбе, и не увидели заветных золотых медалей. Из пистолета у меня был результат отличный.
Я хорошо помню, как на государственном экзамене выполнял 1-е упражнение учебных стрельб из автомата Калашникова днем на стрельбище. Присутствовали на стрельбах два генерала: генерал-майор Заболотный – наш начальник пограничного училища и генерал-лейтенант Меркулов – командующий Восточным пограничным округом. Я отстрелял на «отлично». Намеревался доложить о результатах стрельб руководителю стрельбы – председателю подкомиссии, но он меня остановил:
– Вот видите, сидят генералы – идите и докладывайте генерал-лейтенанту Меркулову.
Я побежал к генералам, они сидели и разговаривали между собой. Я слева подошел и как гаркнул:
– Товарищ генерал-лейтенант! Курсант Штаченко выполнял 1-е упражнение учебных стрельб из автомата Калашникова. При стрельбе наблюдал: первая цель – поражена двумя очередями, вторая цель – поражена тремя очередями, патроны израсходованы не полностью, задержек при стрельбе не было.
– Молодец, – сказал генерал-лейтенант Меркулов, – идите!
Отходя от них, я услышал, как генерал-лейтенант Меркулов обратился к начальнику нашего училища: «Вы мне побольше пришлите таких бойких выпускников в восточный округ».
Следующий государственный экзамен – научный коммунизм – наша учебная группа сдавала 18.05, я получил оценку «хорошо». Это был устный экзамен.
Службу и тактику пограничных войск наша группа сдавала 20 и 21 мая, в течение двух дней. Первый день – сдавали теорию по билетам, на второй день – практику. Я получил общую оценку «отлично».
Общую тактику то же сдавали в течение двух дней. В первый день сдавали теорию по билетам, на второй день – практику. На практику выносилась взводная тематика: «Взвод в наступлении», «Взвод в обороне» и «Взвод в походном охранении». Три вида. Учебную группу распределили на три подгруппы (отделения). Каждый курсант тянул жребий. Я вытянул жребий по тематике – «Взвод в наступлении». Поэтому практику сдавал путем организации наступления и управления взводом в наступательном бою. Наша подгруппа начинала сдавать практику первой. Всем девяти курсантам этой подгруппы выдали тактические задания. Мы его должны изучить, затем, умственно, – уяснить задачу, отдать предварительные распоряжения взводу, оценить противника, оценить свои силы и средства, оценить местность, принять решение, отдать боевой приказ на наступательный бой и организовать взаимодействие и всестороннее обеспечение взвода в бою. На подготовку дали нам 30 мин. По истечению указанного времени, председатель подкомиссии каждому из девятерых определил, кому и что докладывать из элементов организации наступления.
По организации наступления мне председатель подкомиссии определил: отдать боевой приказ взводу на наступление. Все курсанты подгруппы в логической последовательности, относящейся к организации наступления, поочередно докладывали членам подкомиссии. Когда до меня дошла очередь, я поставил задачу заместителю командира взвода, чтоб он построил учебный взвод, осуществил проверку внешнего вида, заправку, экипировку личного состава и доложил мне. Я принял от него доклад. Далее скомандовал: «Взвод, – Смирно! Слушай боевой приказ на наступление!» Я четко отдал боевой приказ взводу на наступление в соответствии с той обстановкой, которая была изложена в тактическом задании и в соответствии с моим принятым решением.
Следующий товарищ после меня организовал взаимодействие и всестороннее обеспечение взвода в наступлении. Этим и закончилась организация наступательного боя.
Следующий элемент практической части экзамена – управление взводом в динамике наступательного боя.
Взвод занял исходное положение для наступления. Был подан сигнал о переходе в атаку. Первый курсант начал управлять взводом в сложившейся обстановке. Председатель подкомиссии управлял действиями условного «противника», оценивал работу по управлению взводом назначенных командиров, через одну-две вводных осуществлял смену командиров. Я тоже решал одну из сложных вводных – уничтожение отдельной огневой точки противника взводом в глубине обороны «противника». Мое решение, мои команды и распоряжения, по оценке членов подкомиссии, были целесообразными, а действия взвода – успешными. Поэтому при подведении итогов экзамена мне была объявлена оценка «отлично».
Последний государственный экзамен – физическая подготовка. Мы ее сдавали 25 и 26 мая 1971 года. Сдавали гимнастику и кросс на 3000 м. Гимнастику сдавали до обеда 25 мая, а кросс проводился 26 мая. Предельно минимальный показатель на «отлично» на кроссе 3000 м – 12 мин. 20 сек.  Кросс на 3000 м выпускники, в составе своих учебных групп, бегали в роще «Баумана» по одному большому кругу.
Вывезли нашу учебную группу с училища на автомашине к месту старта. Нам дали минут 15 времени на разминку и затем подозвали к старту. Председатель подкомиссии довел условия и правила при совершении кросса. Была подана команда: «Приготовиться к старту!». Старт, по условиям, принимался стоя. Далее была подана команда – «Внимание!», и – «Марш!». Были включены секундомеры и мы побежали. Я бегал быстро, поэтому сразу возглавил забег учебной группы – побежал первым. В высоком темпе пробежал я километра два и оглянулся – от поворота за деревьями было метров 200 и я за собой не увидел никого. Я немного сбавил темп, подумал, что до финиша меня никто не догонит, отличную оценку я себе уже обеспечил. Пробежал таким темпом метров 400, и, вдруг, смотрю:  впереди из кустов выскакивает курсант Демченко (он из нашей группы, мой земляк) и побежал впереди меня в сторону финиша. Я, естественно, его обогнал. А за 300 м до финиша услышал за своей спиной резкие вдохи и выдохи, – это меня догонял курсант Хачатрян Сергей. Перед самым финишем он меня обогнал и прибежал первым, а я – вторым. Он показал результат – 11 мин. 15 сек., я – 11 мин. 32 сек. Курсант Хачатрян был сильнейшим бегуном в училище на длинные дистанции, поэтому я не жалел, что упустил ему пальму первенства. В благоприятные дни курсант Хачатрян пробегал 3000 м, в сапогах, за 10 мин. 50 сек. Если бы я до конца шел тем же высоким темпом, то наверняка прибежал бы первым. Но такой темп до конца держать сложно и тяжело. Поэтому я дал себе волю, в конце забега, и расслабился чуть-чуть, зная, что оценку «отлично» я себе обеспечил, а это и дало возможность меня обогнать курсанту Хачатряну. После меня стали финишировать другие курсанты; потом между собою мои сокурсники стали удивляться: как так получилось, что Гриша Демченко оказался перед финишем впереди них бежать?
А оказалось так. Ведь наш Гриша за 4-ре года ни разу на положительно не пробегал даже 1000 м. Дабы он не получил на государственном экзамене оценку «неудовлетворительно», преподаватель по физической подготовке в 300 м от старта ждал его на велосипеде в кустах. Гришка до этого места добежал в хвосте группы и подсел на велосипед. Преподаватель, капитан, зная все тропы в роще, подвез его и, за 500 м от финиша, в месте невидимом с финиша, высадил его. Вот почему он оказался впереди меня. Финишировал он в группе троечников.
Государственные экзамены закончились 26 мая 1971 года, до выпуска оставалось всего 2 дня. Не все дошли до финиша с нашей учебной группы. Были потери даже в ходе государственных экзаменов. Решением председателя ГЭК был отчислен курсант Мезенцев после сдачи четырех государственных экзаменов. Причина: ударил солдата – дневального по КПП – за то, что тот не пропускал его девушку через КПП на вечер отдыха в училище. Вот и поплатился за свой проступок. Зря четыре года проучился.
26 мая нам выдали с вещевого склада всю нашу офицерскую форму одежды. Парадную форму мы начали готовить на выпуск – гладить, примерять.
27 мая 1971 года нас, выпускников, построили на плаце и довели приказ Начальника Пограничных войск КГБ при Совете Министров СССР, из которого каждый узнал, куда направляется для дальнейшего прохождения службы. Я направлялся в распоряжение начальника войск Среднеазиатского пограничного округа. До этого я знал, что поеду именно в этот округ, так как нам, еще в марте, доводили решение Начальника Пограничных войск КГБ при Совете Министров СССР. А в решении было следующее: кто, будучи солдатом, из какого округа приехал поступать в училище, должны, после его окончания, вернуться обратно в свои округа. В этот день – 27 мая 1971 года – меня и других выпускников рассчитали в финансовой отделении училища. Я получил первое офицерское денежное содержание – 180 рублей. На то время это были хорошие деньги.
Наступил день выпуска – 28 мая 1971 года. С утра мы все одели парадную форму – цвета морской волны – и ровно в 09.50 нас командиры построили повзводно в двух шереножном строю на строевом плаце лицом к трибуне; курсанты других курсов стояли взводными колонами. В стороне на плаце собрались родные и близкие лейтенантов-выпускников, там стояла и моя жена Люба. Ровно в 10.00 на плац перед строем вышли начальник училища и Председатель ГЭК генерал-майор Ильин. Заместитель начальника училища рапортовал начальнику пограничного училища генерал-майору Заболотному. По сигналу был осуществлен вынос Боевого Знамени части. Перед строем выпускников – перед каждой из учебных групп – помощники быстро вынесли столы, к ним с дипломами подошли представители отдела кадров. Слово было предоставлено Председателю ГЭК; он зачитал приказ Председателя КГБ при Совете Министров СССР «О выпуске курсантов с пограничного училища и присвоении воинского звания лейтенант……». Было зачитано 173 фамилии выпускников; в этом списке я услышал и свою фамилию. При зачитывании фамилий, представители отдела кадров начали вручать дипломы выпускникам и нагрудные знаки.
http://sg.uploads.ru/t/UHbGr.jpg

По окончанию зачитывания приказа с трибуны пошли поздравления и напутствия выпускникам. Эта вся церемония продолжалась часа два. Окончание мероприятия завершилось прохождением торжественным маршем. Первыми мимо трибуны прошли группы лейтенантов-выпускников, затем учебные группы курсантов других курсов. Вот и прощай наше родное училище!
В 15.00 28 мая 1971 года в актовом зале началась неофициальная часть выпуска. Там собрались все выпускники-лейтенанты, их жены (кто был женатый) и наши отцы-командиры. Сидели все за столиками; командиры провозглашали тосты за нас, желали успешной службы. Мероприятие длилось часа три-четыре, прошло хорошо, все были веселые, радостные, немного под градусами.
Это наша, 7-я, учебная группа
http://sa.uploads.ru/t/xE1qP.jpg

После окончания неофициальной части выпуска все были свободны. Моя Люба и ее подруга Зина захотели зайти в нашу казарму и посмотреть, где мы проживали все четыре года. Мне этого не хотелось, мне за четыре года надоела эта казарма и я не хотел, чтобы туда заходила Люба. В казарму еще, раз-за-разом, забегали выпускники. Поэтому я Любе сказал, что в казарме нам делать нечего, надо идти домой. Поэтому мы постояли, посмотрели на это здание, где прошло наше становление как будущих офицеров. Я тогда подумал, что вряд ли еще придется повидать свою казарму, зайти и похлопать ту кровать, на которой проспал все четыре года.
После выпуска мне, как и другим товарищам, был предоставлен месячный отпуск. В управление Среднеазиатского пограничного округа, в Ашхабад, необходимо мне было прибыть 3-го июля 1971 года.
Начался мой первый офицерский отпуск. Моя молодая жена первую неделю июня еще работала, я оставался в доме ее родителей, читал книгу и слушал, как на улице идет затяжной дождь. Дней десять тогда в Алма-Ате безостановочно шли дожди. Наконец-то Люба уволилась с работы и мы начали собираться ехать на мою малую родину – в Лиховку, к моим родителям. Набили два чемодана одежды. Я с собой взял и парадную и повседневную форму; Люба тоже набрала много своей одежды и обуви. Летели самолетом в г. Днепропетровска через Москву. После прибытия в Днепропетровск мы пару дней погостили у моей сестры Люды и брата Виктора и двинулись дальше в Лиховку, к родителям. В Лиховке от автобусной остановки пошли пешком через луга, мимо колхозной фермы. Я с трудом тащил два набитые чемоданы. Проходил с чемоданами в руках метров 50 и останавливался для отдыха. Долго шли. Когда мимо фермы проходили, так все доярки стояли и смотрели на нас, не отрывая глаз, все угадывали, кто же это идет. Дома нас встретили 60-ти летние родители. Отцу моему было 62 года, а маме – 59 лет. Понравилась им тогда невестка.
В то время, в одно из воскресений июня 1971 года, проводились выборы депутатов в Верховный Совет СССР; мы с Любой пошли на выборный участок в Лиховке, который находился в местном клубе. Я, соответственно, оделся в парадную форму, Люба тоже нарядилась и пошли в клуб голосовать. Я замечал, что, возле клуба и в самом клубе, на нас пристально смотрели, между собой шептались, – все делалось, как в любом селе.
В своем селе я Любу ознакомил с нашими степями и полями, с посадками и лугами, речками и озерами, так что надолго она запомнила их. Однажды, мы с Любой ездили велосипедом за травой на луга для коровы, тогда было все кругом в зелени; трава на лугах была высокая, сочная, а людей – ни души. Мы спокойно накосили целый мешок травы и на велосипеде привезли домой к родителям.
Две недели мы побыли в Лиховке у моих родителей и собирались уезжать. Так как автобус с «центра» села, с автобусной остановки, отправлялся до г. Вольногорска рано, то мы решили накануне, после обеда, выдвинуться к тети Дуси, свахи моих родителей и там заночевать. Провожать нас решила пойти моя мама. Нести два чемодана мне в руках было тяжело, поэтому я у своего отца позаимствовал велосипед. Погрузил оба чемодана на него и покатил в пешем порядке, опять через луга и мимо фермы; Люба с мамой шли за мной. Приехали к тете Дуни, а там как раз в гостях был мой старший брат Толя с женой Валей и дочкой Леной. Мы разгрузились, потом расположились по комнатам. Нам на дорогу начали денежки давать: Толя дал 30 рублей, тетя Дуся дала 10 рублей. Потом мы все собрались и пошли по магазинам; зашли в магазин «Культмаг», – там Люба увидела большую куклу «Ульяну», одетую в вышиванку, которая стоила 25 рублей. Люба начала просить меня: «Давай возьмем, она мне очень понравилась!» Я ей в ответ: «А как мы ее довезем?». «Я буду везти ее в руках», – отвечала Люба. Что было делать? – пришлось покупать. Конечно, для сельских жителей это была большая роскошь, – покупать такую дорогую куклу.
У тети Дуси мы переночевали; утром пришли на автобусную остановку, и дальше автобусом поехали до г. Вольногорска; с Вольногорска электричкой – до Днепропетровска и дальше в аэропорт, а оттуда полетели через Москву до г. Алма-Ата, к родителям Любы. Через неделю мой отпуск кончался, пришло время готовиться к отъезду. По совету старших начальников, я решил ехать к месту своего назначения один, а Любу пока оставить у родителей.
Я уезжал к месту службы в жаркие края, уезжал в неизвестность, что меня там ждет, какие перспективы службы? Летел я к месту службы самолетом, и прилетел в г. Ашхабад.


Вы здесь » Сайт пограничников в запасе и в отставке » Мемуары » Н.Н. Штаченко Учеба в Высшем пограничном командном училище